Онлайн книга «1993»
|
– Пес-то? Убежал. Подкопал и убежал. Я ходил, искал, звал. Без толку. Дорогой пес. Видно, изловили уже. Жена вернется, убьет меня! – У нас когда кошка пропала, мы спать не могли, – поделилась Лена. – А у вас всё в порядке будет! У меня сердце чувствует. Витя подтвердит. Я по людям вижу… Вам еще долгая жизнь отмерена. – Лена говорила ласково и напористо. – Андрей… Андрюша… Мой вам совет: вы не пейте больше. Домой идите, лягте, отдохните. А утром всё в другом свете предстанет. И сразу поймете, как вопросы решать. Янс отложил кость и рассеянно спросил: – Правда? – Правда, правда! – закивала Лена. – А почему не бояться? Я же человек все-таки или нет? В доме один не могу быть. Машина едет, сразу просыпаюсь, сижу в кровати – слушаю. Вроде проехала, или это к другим приехали: музыка, голоса. Сижу на кровати и смеюсь. Громко. Как мой дед. Он врачом был в Кремлевской больнице, рассказывал: аресты начались, они ночью просыпались с женой, бабкой моей, и слушали, как лифт едет. Ждали, на каком этаже остановится. Ну, лифт останавливался – выше или ниже – и они хохотали! Недолет, перелет, понимаете? – Если надо, можете и у нас переночевать, – участливо сказала Лена. – Не! Не буду я вас подставлять, – Янс откинулся, сунул руку в карман своих треников и произнес с расстановкой: – Еще гостинец нужен? – Хватит! Вы эту не допили! – отозвалась Лена. Янс с натугой вытащил из кармана и поднял, сжимая в вытянутой руке, черный пистолет. Он держал пистолет высоко, как будто собирался пальнуть в потолок. – У меня всегда заряженный, – победно оскалился. Пистолет был небольшой, блестящий, как игрушечный. Лена беззвучно застыла у окна. Виктор, лениво жуя, заметил, глядя в сторону: – Лен, по-моему, пересолила. – Оружие имею… на случай чего… – Янс положил пистолет между рюмкой и тарелкой. – Я одному рад: свобода есть! – Буднично спрятал пистолет в штаны. – Свобода есть, вот и рискую… А как ты хочешь? Страну за один день не переделаешь. Мозги не поменяешь! Годы нужны! Я, может быть, хворост. Вы – хворост. И дети наши – хворост. Потом, пото-ом… не скоро, в двадцать первом веке… – Он не договорил. Хозяева молчали. – Можно покурить? – спросил Янс. – В окно, – сказала Лена. – На улице, – сказал Виктор. Янс повернулся к Лене: – Значит, всё будет окей? – Ты кого слушаешь? – вмешался Виктор. – Ты меня послушай. Она всех всегда утешает. Она и мачехе своей говорила: “До ста доживешь”, а той восьмидесяти не было – сгорела заживо. Троллейбусы горели – видел новости? Это наша Валентина горела… Лена сделала несколько шагов к дверям, настороженно прислушиваясь. – Что там? – спросил Янс тихо. – Ничего, – Лена скользнула по нему прохладным взглядом. – Коза! Орет, отсюда слышно. Кормить надо, доить надо. Танька смылась, про нее забыла. Пойду разбираться. Под такие разговоры толком не поешь… – Понял! – Янс с неожиданной проворностью вскочил из-за стола, качнулся и схватился за него рукой. – Виноват! У вас забот полон рот, а я… Мужика спаиваю, да? Ухожу, ухожу! Переживаю я, милые… Душа стонет, что-то чует. Спасибо, хоть душу отвел! – Размахивая руками, он вылетел из гостиной. – Он в таком состоянии убить может, – сказала Лена. – Меня бы убил, а ты бы с ним пировала, – сказал Виктор. – Ты что несешь такое? – Ночевку при живом муже предлагает! – Да я знала, что он откажется. Я просто поддержать хотела, его ж трясет всего. – Что, я не видел, как ты на него смотрела? – Ой, Вить, не надоело? Ася, открывшая рогом сарай, стояла среди огорода и объедала салат. Она подняла голову, узнала хозяйку и длинно, с болью и радостью закричала. Лене пришлось растолкать мужа – раздевшись до цветастых семейных трусов, тот прикорнул на диване. – А кто доить будет? – Она щипала его за задницу сквозь сатиновую ткань и стыдила в ухо. – Соседа попроси, – лепетал он сонно. – Уже просила. Он не умеет ничего. Только целоваться. – Чего-о? – Виктор, не разлепляя глаз, взметнулся мясной громадой и спустил ноги, нашаривая тапки. – Одежду на пол побросал, – укорила Лена. – Носки нестираные. – Вот и постирай! – Ногти отросли! Каменные! Смотреть страшно. Их-то сам постриги, не маленький! Я тебе не мамка, верно? Иди! От Татьяны помощи не дождешься, вся в тебя. Доили козу, как обычно, на веранде. Виктор сжимал шерстяные бока голыми рыжеватыми ногами и, разгоняя сонливость и хмель, читал торжественно стихи Бориса Гунько, которые запомнил из газеты “Молния”: Это злые стихи! Нету в них ароматов Поэтических роз, обывательских грез. Это – казнь за грехи, это – из автоматов Смертоносный огонь за измену и ложь!.. Кто-то скажет – стихам не хватает шлифовки. Да какая шлифовка, когда надо стрелять! Коза заблеяла, мотнула головой, ударила копытцем. – Ты что творишь? – возмутился Виктор. – Ты ей так сосок оторвешь! – А ты меня не зли! – А где Таня? – Вспомнил! Таня пришла домой, когда отец смотрел программу “600 секунд”. Он, попутно разбив тарелку, нажарил сковороду картошки с грибами и, отгрузив себе половину, уплетал перед телевизором под остатки водки. Он раскисал в каком-то ужасно приятном расслаблении. Невзоров показывал репортаж “Застава” – о российских пограничниках, атакованных духами на границе Таджикистана с Афганистаном. Бой длился сутки, из сорока солдат в живых осталось восемнадцать. Окровавленные, в бинтах, голые по пояс, с бритыми головами, они рыдали на солнцепеке, пытались равняться, и всё время повторяли “бля”. Раненый лейтенант по фамилии Мерзлихин докладывал срывающимся голосом, что застава выдержала удар. Из прихожей доносилось: – Мать с ума сходит, коза орет, а ты… – Она всегда орет. – Ты где шлялась? В каком ты виде? В чём это ты? А что с глазами? – А что с ними? – Красные! С волосами что? – Что не так? – Ты как разговариваешь? А ну дыхни! Витя! – Не мешайте смотреть! Лена подскочила к нему: – Тебе до дочери дела нет… – Досмотрю и разберусь. – Смотришь всякую дрянь. – Хорошее… Не мешай! – Хорошее… Людей убили – ему хорошо. Мальчишки плачут – он доволен. |