Онлайн книга «1993»
|
Она шлепнула по стеклу ладонью. Волосы с заколкой сменило Ритино изумленное круглое лицо. Таня плюнула в стекло и, обежав машину, шлепнула с другой стороны. Боковое стекло съехало. – Чо надо? – прорычал Егор, выворачивая толстые губы, во тьме похожий на эфиопа. – Ты предатель, я тебя ненавижу! – выдохнула Таня и едва успела убрать пальцы, потому что стекло стремительно взмыло обратно. Она снова шлепнула по стеклу ладонью, потом стукнула кулаком по металлу, но ее не замечали, вероятно, в издевку. Музыка внутри машины сменилась, но была по-прежнему заводной, танцевальной… Она отпрянула от машины и споткнулась о камень. Подняла с земли: это был кирпич, обваленный в пыли, как в муке. Он целиком занял ее открытую ладонь, бледно-розовый, как рыбина перед жаркой. Таня неуклюже размахнулась и швырнула. Кирпич гулко тюкнул в багажник. В машине выключили музыку. Она пошла не оглядываясь. Открылась дверца, зашуршали догоняющие шаги, взволнованный голос Егора окликнул ее по имени. И еще раз: – Таня! “Сейчас пощечину дам… Пощечину…” – думала она. Он схватил ее за плечи, развернул. Его лицо исказилось, как ей показалось, страданием. Он немного отступил, как будто виновато разглядывая. – Что тебе надо? – прошептала Таня. – Иди к ней… К ней иди… Он оборвал: – Ты чо мне тачку уродуешь? – и наискось тяжелой пятерней залепил ей по голове, повыше лба. Таня качнулась, помедлила и громко заплакала. Егор убрался в машину, оставил дверцу открытой и врубил музыку на полную. Таня стояла в пятнадцати шагах и плакала в голос, окончательно превратившись в маленькую девочку. Она глянула на домик стариков Рыбкиных, напротив которого стояла: в блеске звезд и слез он кривился, блеклый и голубоватый, словно бы слепленный из мыльной пены, вот-вот обвалится и растает. – Привет! – раздался ломкий голос, и около большой березы она внезапно заметила силуэт. На дорогу, пригнув светлую голову, вышел худой низкорослый мальчик, в котором Таня узнала Ритиного младшего брата Федю. – Не плачь… – попросил он неуверенно. – Да пошел ты… – Точно бы получив новый последний заряд унижения, она взорвалась новыми слезами и бросилась к своему дому, на бегу размазывая слезы по лицу. Икая и задыхаясь, она забралась в огромные пожухлые лопухи и седые одуванчики. Закусила руку, пытаясь сдержаться и плакать беззвучно. Она ни о чем не думала, только о том, что жизнь кончена. – Ты здесь? – раздался всё тот же сиротливый голос. – Ку-ку! Она молчала, силой воли принуждая себя плакать тише. – Успокойся! – Отвяжись. – Не плачь, ну пожалуйста! Он этого не стоит… – Шлюха твоя Ритка! – Мне она тоже не нравится… Честно! – Шлюха! – убежденно повторила Таня и, щурясь, посмотрела на белоголового, в белой майке и джинсах, который склонился над ней в позе вратаря, упершись руками выше колен. – Что тебе надо? Он не сразу нашелся с ответом. – Может, походим? – Ты сопляк, – Таня резко встала. – Я не сопляк! – он распрямился. Они стояли друг против друга: взъерошенная голова мальчика белела на уровне ее подбородка. – Я тебя могу побить, а ты мне даже сдачи не дашь, – сказала Таня, шмыгая носом. – Ща загашу тебя, понял? – Ты успокойся. Ты такая домой не иди. – Сам успокойся! Ее вдруг охватило равнодушие. – Идем на поле, – сказал Федя. Он шагнул на дорогу, и Таня тупо и механически последовала за ним. Молча побрели по улице. Стало чуть прохладнее, она ощущала, как слезная влага просыхала, испарялась с ее лица и из глаз, будто ее выпивали звезды. – Прости, – тихо сказал Федя. – За что? – Я тебя не защитил. Ну… Когда он тебя ударил. Слушай, не путайся ты с ним! – А я и не путаюсь! – Зря ты так… переживаешь… – Я и не переживаю! Они достигли квелого, грустно пованивавшего, вросшего в землю колодца и вышли на широкое звенящее поле. Кочки, обычно сырые и жирные, стали за эти дни жесткими, жилистыми. Под ногами зашептались не пойми какие травы и цветы: клевер, душица, ромашка, зверобой, лютики, иван-чай. Таня хорошо знала растения, в младших классах собирала гербарий, но мрак примирял все различия. Она чихнула и нервно рассмеялась. – Будь здорова! – Насрала корова! – находчиво отозвалась она. – Не веришь? Вон лежит! Вон! Не вляпайся! Из травы скользко чернели свежие лепешки. – Пойдем туда… – сказал Федя, прозревая что-то во тьме, и потянул Таню за локоть. Они подошли к невысокому, небрежно накиданному стогу, источавшему аромат еще живых растений. – Тебе у нас нравится? – спросил Федя осторожно. – Где – у вас? – Ну, у нас, в нашей местности… – Я здесь всю жизнь… у вас, – сказала она презрительно. – Не, ну правда? Мне Рита говорила, тебе Москва нравится, твои, мол, раньше в Москве жили… – Плевать мне на Риту твою! Плевать я хотела, что она тебе несла! Ясно? – Таня начала опять заводиться. – Все вы – сволочи, издеваетесь надо мной… Что, самый умный? – В глазах у нее снова защипало. – Москва – страшный город, – мягко сказал Федя, обходя стог и похлопывая его по круглым бокам. – Люди злые, бегают, суетятся. В метро заходят, двери не придерживают, женщину одну по лбу дверь ударила. Я в Москву постоянно езжу, – он продолжал ходить и, отдаляясь, чуть повышал голос. – Позавчера на чертовом колесе катался, всю Москву видел, как с высоты вертолета, но я даже за деньги туда бы не переехал. – Даже за миллион? – Таня усмехнулась, вспомнив лотерею “Миллион”, которую без конца рекламировали по телевизору. – Жизнь дороже… В Москве война будет. – Война? – Война! – повторил он серьезно. – Хорошо бронежилет иметь… – отозвалась она машинально. – А если из гранатомета долбанут? Таня не нашлась что ответить, да и не особенно хотелось разговаривать; мальчик выхаживал, белея головой и майкой. Она не вслушивалась в его слова и думала о темной машине, в которой слиплись Егор и Рита, и о том, как в этой же машине ехала с Егором. – Не будет никакой войны, малыш. – Окунув растопыренные пальцы в стог, она пошевелила ими в покалывающей гуще, словно ища упавшую, затерявшуюся там звезду. |