Онлайн книга «1993»
|
– Нельзя! Это ж творчество! С Дружинниковской улицы опять запел с надрывом Газманов. Стоявшие у здания отозвались проклятиями. – Я те покажу песенку, – мужичок в линялом ватнике перекрестился, словно на что-то себя благословив, и сорвался с места навстречу тоскливому соло и ритмичной музыке. “Путана, путана, путана…” Виктор побрел туда же. Там было человек двести: их крики разбивались о броню и Газманова – оглушительного из-за усилителя. “Путана, путана, путана…” От плотного скопления людей пахло дымом и какой-то мужественной несвежестью, тяжело и сладковато, пожалуй, воском. Он увидел прежнего казака и еще человек пять в бурках и папахах, стариков в военной форме, знакомого священника в черной рясе и с медным крестом, зажатым в кулаке. Один малец, совсем ребенок, держал наготове рогатку и пискляво вопил: – Иди сюда! – Гни-да! Гни-да! – сипло кричал плечистый молодец, замахнувшись бутылкой шампанского, из которой торчала тряпка. И сразу Виктор заприметил стоявший отдельно, окруженный почтением, целый выводок бутылок с такими же кляпами и догадался: коктейль Молотова. Круглая блондинка тихо плакала, заслоняясь шелковым зелено-красно-черным знаменем с латинским изречением. Виктор протолкнулся к баррикаде: снаружи зеленели омоновские каски, чернели наставленные пулеметы еще трех бэтээров. – Уроды! – лысый бородач, в котором Виктор опознал давешнего приднестровца, забирался на баррикаду, цепляясь за бетонный блок; гремело железо мусорных баков, осыпались наваленные камни. – Всех перекосим… – Он тянулся к макету пулемета с фанерным коробом, зачем-то установленному среди арматурин. Виктор тут же сообразил, что издалека этот пулемет можно принять за настоящий. Пока он подбирал, что бы такое крикнуть, песня кончилась, и громкоговоритель включил бесстрастного робота: – Внимание! Покиньте здание и площадь! Время ультиматума истекает ровно в полночь. Внимание! В ближайшее время начинаем штурм! Столпившиеся отчаянно и весело заголосили: – Начинай! – Давай убивай! – Стреляй! – Дави! – Сколько времени? – спросил Виктор человека с противогазом через плечо. Тот посмотрел на часы и с достоинством произнес: – Пятнадцать минут. – Какого? – Осталось, – узкое лицо передернула судорога. Виктор выпутался из толпы и пошел обратно к зданию. На площади у костров рассредоточились автоматчики, которых обступили группки людей. В нескольких окнах играли огоньки свечей. Одно окно на третьем этаже горело, к нему от фонаря с площади был протянут провод. Возле двадцатого подъезда собрались неподвижные слушатели, вероятно, чего-то интересного. Наташа сидела на табуретке у стены и мела рукой по струнам. Алеша, стоя рядом, подсвечивал фонарем. Она пела ломким, как бы с вызовом звенящим голосом и сердито встряхивала головой, сбрасывая русые пряди, заслонявшие лицо: И слушаешь вновь темноту, И трубы, гудящие рядом. И всё, как ночному коту, В потемках видать твоим взглядом. Виктор понял, что от баррикады кричат меньше, а желтый Геббельс вообще молчит. Летучих мышей не видать. Парилка. Потом – холодина. И матом ты кроешь опять Какого-нибудь кретина. А если у люка менты Стоят с автоматами, гады, Два метра земли и кресты — Вот всё, что нам будет надо. Резкий перебор струн, девушка вскинулась под чьи-то жидкие хлопки, остальные угрюмо закивали. – Это про мои последние сутки! – А откуда летучие мыши взялись? – пытливо спросил кто-то. – Мы спелеологи, – сказал Алеша. – Спелеологи, – эхом подтвердила Наташа. – Всё лето в горах провели. В пещерах ледяных ходили. Я летучую мышь привезла, в холодильник поселила. Не знаю, как она там без меня, кормят ее или как? Я с двадцать пятого дома не была… – А я здесь с двадцать первого! – похвалился кто-то. – С тех пор не умывался! Алеша перевел фонарь выше. Наташина куртка была расстегнута, Виктор увидел на шее шерстяную нитку с небольшой перламутровой раковиной. – Я человек политический, он просто за компанию, – она шутейно толкнула Алешу грифом гитары. – Я в девяносто первом сюда тоже хотела, за Ельцина была, но родители не пустили, боялись… Теперь подросла, против Ельцина… – Спой нам еще, деточка, – попросила старушка в вязаной шапке. – Отважно делается, когда ты поешь. – Разве еще одну… Я ее первого мая написала… – Наташа удобнее устроила гитару на колене и без промедления, сразу принялась мести по струнам: В мегаполисе галактики соседней Происходят нынче странные дела, Из-за споров и тумана, врак и бредней Диктатура хриплый голос подала. Виктор смотрел на то, как наискось бьют длинные пальцы девушки, и трудно припоминал. Гитара была в истертых, но угадывавшихся алых и желтых наклейках. Он понял, что играл на ней, да, именно на ней, неделю назад, здесь, и пел “Куба далека, Куба рядом”. У гитары тогда был владелец – подросток. Это же еще начало года, Дальше может всё произойти, А гроза близка, но нет громоотвода И конкретного спасения пути. – Чья гитара? – мягко спросил он у стоявшего рядом с календарным старым портретиком Сталина, наклеенным на картонку. – Сани Огнеева, – ответил тот, топорща седые усы. – Вышел с концами. Обратно дороги нет. Наташин голос сливался с бренчанием гитары в звуковую воронку, завораживая и дурманя. Виктор поймал себя на том, что не чувствует боли в плече или ребрах, шишка как будто пропала, но он вдруг ясно ощутил обреченность – свою, чужую, этого здания, этой поющей девушки и ее парня, этого мужичка, из-за наплывающего дыма похожего на ежика в тумане. Наташе словно передалось его чувство, она запнулась и запела злее, громче, чеканно: И по площади в дыму проедут танки, Тяжкой гусеницей вставшим смерть суля, И воскреснут баррикады и землянки, И слезами пропитается земля. За стеклом в холле на полу высоко вспыхнула и погасла свеча. Это же еще начало года, Что еще там будет впереди? Неужель пойдут под ненависть народа Злые люди с автоматом на груди? Наташа ударила по струнам: “Злые люди с автоматом на груди…” Опять ударила. Встала. Стояла с гитарой наперевес, близоруко хлопая глазами, будто не понимая, что с ней и кто перед ней. |