Онлайн книга «Роковое совпадение»
Его собственный брак продлился три года, потому что он верил: если хочешь избавиться от пустоты — заполни ее. Тогда он не понимал, что можно заполнить пустоту, но все равно в этом наполнении не будет содержания. От этого чувствуешь себя еще больше опустошенным. Патрик подается вперед, когда какая-то блондинка сильно бьет его по плечу. — Извращенец! — Какого черта… Она прищуривается. У нее зеленые, густо подведенные глаза. — Разве не ты только что шлепнул меня по заднице? — Нет! Неожиданно она усмехается и усаживается между Патриком и пожилым мужчиной справа от него. — Черт! Сколько мне еще прохаживаться, ожидая, пока ты это сделаешь? Она ставит свой бокал рядом с бутылкой Патрика и протягивает ему руку. С маникюром. Он ненавидит руки с маникюром. — Меня зовут Ксения. А тебя? — Неважно, — натянуто улыбается Патрик, отворачиваясь к стойке бара. — Моя мамочка научила меня преодолевать трудности, — продолжает Ксения. — А ты кем работаешь? — Директором похоронного бюро. — Нет, правда? Патрик вздыхает. — Я из полиции нравов. — Нет, шутишь? Он снова поворачивается к ней. — Правда. Я полицейский. Она делает круглые глаза. — Это значит, что я арестована? — Все зависит от обстоятельств. Ты нарушала закон? Взгляд Ксении скользит по его телу. — Пока нет. — Она окунает пальчик в свой напиток — нечто розовое и пенистое — и касается своей рубашки, потом его. — Хочешь, поедем ко мне и снимем эту мокрую одежду? Он заливается краской, но пытается сделать вид, что ничего не было. — Не думаю. Она подпирает рукой подбородок: — Похоже, тебе стоит купить мне выпить. Он собирается ей отказать, но передумывает: — Хорошо. Что ты пьешь? — «Оргазм». — Ну разумеется, — произносит Патрик, пряча улыбку. Это было бы слишком просто — пойти домой с этой женщиной, потратить презерватив и несколько часов сна и утолить желание, бурлящее в крови. Он мог бы трахнуть ее, даже не называя своего имени. А в ответ, всего на несколько часов, почувствовать, что кто-то хочет его. Хотя бы на одну ночь ему так хочется быть у кого-то на первом месте! Только здесь уже ничего не изменишь. Ксения гладит его по шее. — Я выцарапаю твои инициалы ногтем на двери в женский туалет, — бормочет она, отодвигаясь. — Ты их не знаешь. — Я придумаю. — Она машет рукой и исчезает в толпе. Патрик подзывает Стейвесанта, платит за второй коктейль для Ксении и оставляет для нее на салфетке запотевший бокал. Он покидает бар трезвый как стеклышко, смирившись с тем, что Нина разбила его сердце и он не способен полюбить никого другого. Натаниэль лежит на нижнем ярусе кровати, я читаю ему на ночь книгу. Внезапно он садится и буквально летит в противоположный конец комнаты, к двери, где стоит Калеб. — Ты дома, — констатирую я очевидное, но он не слышит. Он поглощен сыном. Я смотрю на этих двоих, и мне хочется себя ударить. Как я могла поверить, что виноват Калеб? Комната внезапно оказывается слишком маленькой для нас троих. Я пячусь из нее и закрываю за собой дверь. Внизу я перемываю столовое серебро, которое лежит в сушке уже вымытое. Собираю с пола игрушки Натаниэля. Сажусь на диван в гостиной; потом встаю, не находя себе места, и перекладываю подушки. — Он заснул. Голос Калеба задевает за живое. Я поворачиваюсь, скрестив руки на груди. Не слишком ли оборонительная поза? Опускаю руки вниз. — Я… я рада, что ты дома. — Правда? Его лицо ничего не выражает. Калеб выходит из полутьмы и направляется ко мне. Он останавливается на расстоянии вытянутой руки, но между нами целая вселенная. Я знаю каждую морщинку на его лице. Ту, что появилась в первый год нашего брака, — он слишком часто смеялся. Ту, что родилась от беспокойства в год, когда он уволился из подрядной компании и начал собственное дело. Ту, что образовалась оттого, что он слишком сосредоточивался на Натаниэле, когда наш сын делал первые шаги и произносил первые слова. Горло сжимает, как в тисках, и все извинения горьким комом стоят в животе. Мы были слишком наивны и верили, что непобедимы, что можем вслепую мчаться по крутым жизненным поворотам на невероятной скорости и не разбиться. — Ох, Калеб, — сквозь слезы говорю я, — все это… такого не могло случиться с нами. Он тоже плачет. Мы цепляемся друг за друга, заполняя своей болью пустоты и изломы друг друга. — Он сделал это. Он сделал это с нашим сыном! Калеб сжимает в ладонях мое лицо: — Мы справимся. Мы сделаем все, чтобы Натаниэль поправился. — Но в конце его утверждения прячется еле различимый вопрос. — Нас трое, Нина, — шепчет он. — Мы вместе. — Вместе, — повторяю я и прижимаюсь губами к его шее. — Калеб, прости меня. — Тс-с… — Я не… я… Он прерывает мои извинения поцелуем. Его поступок заставляет меня замолчать — такого я не ожидала. Потом я хватаюсь за ворот его рубашки и отвечаю на поцелуй. Целую его от всего сердца, целую так, чтобы он не чувствовал медный привкус сожаления. Вместе. Мы безжалостно раздеваем друг друга: рвем вещи, с треском отдираем пуговицы, которые закатываются под диван, как наши тайны. Нас охватывает злость — злость на то, что это случилось с нашим сыном, на то, что нельзя повернуть время вспять. Впервые за эти дни я могу выплеснуть гнев. Я обрушиваю его на Калеба и сразу понимаю, что он делает то же самое. Мы царапаемся и кусаемся, а потом Калеб бережно укладывает меня навзничь. Наши взгляды встречаются, когда он входит в меня, и каждый боится моргнуть. Мое тело вспоминает, что значит быть наполненной любовью, а не отчаяньем. Последнее дело, над которым мы работали с Моникой Лафлам, не увенчалось успехом. Она прислала мне отчет, в котором сообщалось, что ей позвонила некая миссис Грейди. Якобы ее семилетний сын Эли, после того как вылез из ванны, схватил полотенце с Микки Маусом и начал изображать половой акт, а потом сказал, что к нему приставал отчим. Мальчика отвезли в медицинский центр в Мэне, но следов насилия обнаружено не было. А еще Эли страдал от расстройства, называемого оппозиционно-вызывающим поведением. Мы встретились у меня в конторе, в кабинете, где обычно принимаем детей, чтобы оценить их дееспособность. По ту сторону прозрачного зеркала находился небольшой стол, крошечные стулья, несколько игрушек, на стене нарисована радуга. Мы с Моникой наблюдали, как Эли бегает, проказничает и в буквальном смысле карабкается на шторы. |