
Онлайн книга «Роковое совпадение»
— Да, — отвечаю я, открыто глядя ей прямо в глаза. — Ваш бывший супруг отказался признать себя виновным. А это означает, что показания Рэчел — единственное, чем располагает обвинение, чтобы доказать, что насилие вообще имело место. — Я опускаюсь на колени перед Рэчел и останавливаю вращающееся кресло. — Знаешь что, — признаюсь я, — иногда, когда двери закрыты, я и сама люблю покрутиться. Рэчел крепко обнимает плюшевую игрушку. — А у вас голова не кружится? — Нет. Я представляю себе, что летаю. Открывается дверь и заглядывает мой старинный друг, Патрик. Он при полном параде, а не в гражданском, как обычно ходят детективы. — Эй, Нина, ты слышала, что почте пришлось отозвать серию марок «Известные адвокаты»? Люди не знали, на какую сторону плюнуть. — Детектив Дюшарм, — многозначительно говорю я, — сейчас я немного занята. Он краснеет, и румянец выгодно подчеркивает цвет его глаз. В детстве я подтрунивала над Патриком из-за этого. Однажды я убедила его, когда нам было лет по пять, как сейчас Рэчел, что у него глаза голубые потому, что в черепе отсутствует мозг — только пустота и облака. — Прости, я не знал. — Так он завоевывал всех присутствующих в помещении женщин; если бы он пожелал, они стали бы его марионетками и прямо здесь начали ходить колесом. Но тем Партик и отличался от остальных: он этого не хотел и никогда не пользовался своим обаянием. — Миссис Фрост, — официальным тоном произносит он, — наша договоренность о встрече остается в силе? Наша встреча — это давняя привычка каждую неделю обедать в одной забегаловке в Сэнфорде. — В силе. — Я умираю от любопытства, хочу узнать, почему Патрик так расфуфырился; каким ветром его занесло в наш суд — он служил в полиции Биддефорда и чаще всего имел дело с окружным судом. Но все это подождет. Я слышу, как за Патриком закрывается дверь, и поворачиваюсь к Рэчел. — Вижу, ты сегодня пришла не одна, а с другом. Знаешь, по-моему, ты первая девочка, которая принесла бегемота, чтобы показать его судье Маккою. — Ее зовут Луиза. — Красивое имя. И прическа у тебя тоже красивая. — Сегодня утром пришлось кушать блины, — призналась Рэчел. Стоит поаплодировать Мириам: крайне важно, чтобы Рэчел плотно позавтракала. — Десять часов. Нам лучше поспешить. В глазах Мириам стоят слезы, когда она наклоняется к дочери. — Сейчас мамочка должна подождать здесь, — говорит она, изо всех сил пытаясь не расплакаться, но ее голос, такой бархатистый, пронизан болью. Когда Натаниэлю было два года, он сломал руку. Я находилась в травмопункте, пока ему вправляли кости и накладывали гипс. Он так храбро держался — ни разу не заплакал! — но здоровой рукой настолько сильно вцепился в мою руку, что его ногти оставили крошечные следы-полумесяцы на моей ладони. И все время я думала о том, что лучше бы я сломала руку, разбила сердце — что угодно, лишь бы моему сыночку не приходилось испытывать такие страдания. С Рэчел проще, чем со многими. Она нервничает, но держит себя в руках. Мириам правильно поступает. Я постараюсь свести к минимуму страдания для них обеих. — Мамочка! — кричит Рэчел, и действительность накрывает, как тропический ливень. Бегемотиха падает на пол, и — другими словами не описать — девочка пытается влезть маме под кожу. Я выхожу из кабинета и закрываю дверь, потому что меня ждет работа. — Мистер Каррингтон, — спрашивает судья, — зачем мы вызываем в качестве свидетеля пятилетнего ребенка? Разве нет других способов решить это дело? Фишер закидывает ногу за ногу и немного хмурится. Он отточил этот жест до филигранности. — Ваша честь, меньше всего я хочу продолжать это дело. «Кто бы спорил!» — думаю я. — Но мой подзащитный не признаёт обвинение. С самого первого дня, как ступил в мой кабинет, он отрицает, что эти события имели место. Более того, обвинение не располагает ни уликами, ни свидетелями… Все, чем может оперировать миссис Фрост, — показания девочки и ее матери, которая любой ценой готова стереть бывшего мужа в порошок. — Ваша честь, на этом этапе обвинение не добивается того, чтобы посадить его за решетку, — вступаю я. — Мы просто хотим, чтобы он отказался от опеки над девочкой и прекратил посещения дочери. — Мой подзащитный — биологический отец Рэчел. Он понимает, что девочку могут настраивать против него, но он не собирается отказываться от своих родительских прав на дочь, которую любит и лелеет. «Да. Да. Да». Я даже не слушаю. Да и не к чему: Фишер уже рисовался передо мной по телефону, когда звонил, чтобы отказаться от моего последнего предложения признать вину. — Хорошо, — вздыхает судья Маккой. — Ведите девочку сюда. В зале суда нет никого, только я, Рэчел, ее бабушка, судья, Фишер и подсудимый. Рэчел сидит с бабушкой и крутит хвост своей плюшевой бегемотихе. Я веду ее к свидетельской трибуне, но, когда девочка садится в кресло, из-за трибуны ее не видно. Судья Маккой поворачивается к секретарю: — Роджер, сходите ко мне в кабинет и принесите стул для мисс Рэчел. Еще несколько минут уходит на усаживание свидетеля. — Привет, Рэчел! Ты как? — начинаю я. — Все хорошо, — шепотом отвечает она. — Я могу подойти к свидетелю, ваша честь? — Если я буду стоять ближе, девочка не так будет бояться. Я продолжаю улыбаться, у меня даже челюсть сводит. — Рэчел, назови свое полное имя. — Рэчел Элизабет Маркс. — Сколько тебе лет? — Пять. — Она в доказательство поднимает вверх пятерню. — Ты устраивала вечеринку в честь дня рождения? — Да. — Помолчав, Рэчел продолжает: — Вечеринка для принцесс. — Держу пари, было весело. А подарки были? — Угу. Мне подарили Барби-пловчиху. Она умеет плавать назад. — Рэчел, а с кем ты живешь? — С мамочкой, — отвечает она, скашивая глаза на скамью подсудимых. — А еще кто-нибудь с вами живет? — Больше никто, — шепчет девочка. — А раньше с вами кто-то жил? — Да, — кивает Рэчел. — Папа. — Рэчел, ты в садик ходишь? — Да, я занимаюсь у миссис Монтгомери. — У вас в садике существуют правила? — Да. Не драться, поднимать руку, если хочешь что-то сказать, не карабкаться по лестнице. — А что происходит, если в школе нарушают правила? — Учительница сердится. — Ты понимаешь разницу между тем, чтобы говорить правду и говорить неправду? — Правда — это когда рассказываешь то, что произошло, а неправда — когда что-то выдумываешь. |