Онлайн книга «Роковое совпадение»
— Растлители малолетних почти никогда не признаются в том, что насиловали детей, — отвечает Патрик, заполняя тишину. — Они понимают, что в тюрьме им придется несладко. Где-то в половине случаев эти негодяи выходят сухими из воды из-за недостаточности улик или потому, что ребенок слишком испуган, чтобы давать показания в суде. А если дети все-таки выступают в суде свидетелями, присяжные не верят ребенку на слово… Квентин прерывает его речь, пока Патрик не наломал еще больше дров: — Ваша честь, можно попросить небольшой перерыв? Судья смотрит на прокурора поверх бифокальных очков: — Мы на середине допроса свидетеля. — Да, ваша честь. Я понимаю. Судья О’Нил, пожимая плечами, поворачивается к Фишеру: — Защита не возражает против того, чтобы ненадолго прерваться? — Поверить не могу, ваша честь! Но я бы просил уважаемый суд напомнить сторонам, что свидетели должны быть изолированы и во время перерыва приближаться к ним запрещено. — Отлично, — сквозь зубы бросает Квентин. Он так поспешно выскакивает из зала суда, что не замечает, как Патрик наконец смотрит на Нину, улыбается и подмигивает ей. — Почему этот полицейский свидетельствует в нашу пользу? — строго спрашивает Фишер, когда уводит меня в совещательную комнату наверху. — Потому что он мой друг. Он всегда был на моей стороне. По крайней мере, это единственное объяснение, которое я могу придумать. Разумеется, я знала, что Патрик будет свидетельствовать против меня, и не принимала это слишком близко к сердцу. Это был бы не Патрик без его фанатичной преданности четкой границе, отделяющей хорошее от плохого. Именно поэтому он не разрешил обсуждать с ним убийство, именно поэтому так бился за то, чтобы быть рядом со мной, пока я ждала суда. Именно поэтому его предложение разыскать отца Гвинна так много для меня значило и так трудно далось ему самому. Именно поэтому, мысленно возвращаясь к Рождеству, я поверить не могу в то, что произошло. Фишер, похоже, размышляет над необычным подарком, который свалился ему на голову: — Нужно ли мне быть начеку? На что он никогда не пойдет, чтобы защитить вас? Мы переспали не потому, что в тот вечер Патрик отбросил свои моральные принципы. А потому, что он настолько, черт побери, был честен с собой, что убедил себя: о чувствах в тот вечер речь не шла. — Он не станет лгать, — отвечаю я. Квентин возвращается к своим нападкам. Какую бы игру ни затеял этот детектив, ее следует немедленно прервать! — Почему утром тридцатого октября вы оказались в суде? — Потому что я вел это дело, — холодно отвечает Дюшарм. — Вы в то утро общались с подсудимой? — Да. Я разговаривал и с мистером, и с миссис Фрост. Оба очень нервничали. Мы обсуждали, где оставить Натаниэля во время слушания, потому что, естественно, они очень боялись оставлять его с чужими людьми. — Что вы предприняли, когда подсудимая застрелила отца Шишинского? Дюшарм встречается взглядом с прокурором: — Я увидел пистолет и бросился за ним. — Вы до этого знали, что у Нины Фрост есть пистолет? — Нет. — Сколько понадобилось полицейских, чтобы уложить ее на землю? — Она упала, — поправляет детектив. — На нее прыгнули сразу четверо приставов. — А потом что вы сделали? — Попросил наручники, и пристав Иануччи дал мне их. Я защелкнул наручники у Нины Фрост за спиной и отвел ее в камеру. — Сколько вы с ней просидели? — Четыре часа. — Она вам что-нибудь говорила? Во время репетиции Дюшарм сказал Квентину, что подсудимая призналась в совершении преступления. Но сейчас он натягивает на лицо выражение эдакого ангелочка и смотрит на присяжных: — Она повторяла одно и то же: «Я сделала то, что должна была сделать». Казалось, она тронулась. Тронулась? — Протестую! — ревет Квентин. — Ваша честь, это же свидетель обвинения, — говорит Фишер. — Протест отклонен, мистер Браун. — Прошу разрешения подойти! — Квентин бросается к судье. — Ваша честь, я хочу просить признать этого свидетеля чересчур враждебно настроенным, чтобы я мог задавать наводящие вопросы. Судья О’Нил переводит взгляд с Дюшарма на прокурора: — Господин прокурор, он отвечает на все ваши вопросы. — Но не так, как должен отвечать! — Простите, мистер Браун, но это ваша проблема. Квентин делает глубокий вздох и отворачивается. Вопрос заключается не в том, что Патрик Дюшарм единолично разрушает его дело. Вопрос: почему? Либо у Дюшарма на Квентина зуб, о чем последний даже не догадывается… либо он по какой-то причине хочет помочь Нине Фрост. Он поднимает глаза и перехватывает взгляд, которым обмениваются свидетель с подсудимой, — между ними такой сильный разряд, что Квентина удар хватит, если он пройдет между ними. Отлично! — Как давно вы знакомы с подсудимой? — спокойно спрашивает он. — Тридцать лет. — Так давно? — Да. — Какие между вами отношения? — Мы вместе работаем. «Черта с два! — думает Квентин. — Готов поспорить на свою пенсию, что вы и отдыхаете вместе». — Вы когда-нибудь встречались в ней за пределами конторы в непринужденной обстановке? Возможно, что никто, кроме Квентина, который не сводит со свидетеля глаз, этого не замечает… но Патрик Дюшарм стискивает зубы. — Я знаком с ее семьей. Время от времени мы обедаем вместе. — Что вы почувствовали, когда узнали, что случилось с Натаниэлем? — Протестую! — восклицает Каррингтон. Судья потирает пальцем верхнюю губу: — Суд разрешает вопрос. — Я испугался за мальчика, — отвечает детектив. — А за Нину Фрост? За нее вы испугались? — Конечно. Мы же коллеги. — И все? — допытывается Квентин. Он готов к реакции Дюшарма — кровь отливает у того от лица. И вдобавок Нина Фрост застывает, как каменное изваяние. «Точно в яблочко!» — думает Квентин. — Протестую! — Протест отклонен, — отвечает судья и, прищурившись, смотрит на детектива. — Мы дружим давным-давно. — Дюшарм пробирается по минному полю из слов. — Я знаю, что Нина была расстроена, и сделал все, чтобы ей стало легче. |