Онлайн книга «На одном дыхании!»
|
– А… это… давай жареную. – Даю! – объявила Глафира и вытерла руки. – Сейчас еще грибов нажарю. Разлогов собирал, а я заморозила. Он любил за грибами ходить… Он натягивал нелепейшие коричневые штаны с карманами на всех местах, даже под коленками, надевал козырьком назад древнюю брезентовую бейсболку, купленную когда-то в Лондоне, хлопал себя по бокам с крайне озабоченным видом, проверял пакет и нож. С корзиной Разлогов никогда по грибы не ходил, почему-то считал, что с корзинами ходят «только бабки». И на полдня исчезал в лесу. Возвращался всегда «с добычей», усталый, жаркий, как будто занимался невесть каким тяжелым трудом, валился на качалку, стоявшую на веранде, закуривал и призывал Глафиру рассматривать «добычу». Глафира являлась на зов, и вдвоем они разбирали крепенькие, холодные, увесистые, пахнущие лесом, землей и травой грибочки. Чистить грибы Глафира ему не разрешала. Он жадничал, не давал выбрасывать червивые, как будто никак не мог с ними расстаться, словно они были из золота! Он все повторял, что «и так сойдет», а Глафира отвечала, что есть с червяками не согласна. И весело им было, и славно, и общее пустячное дело – эти самые грибы – объединяло их и казалось обоим очень важным и интересным. …И почему ей никогда не приходило в голову, что именно это настоящее? А все ее печали, высокая грусть, «ты первый начал», разочарование в нем, в себе и в жизни, поиски «другого», «более подходящего», – чепуха и выдумки?! Зачем они оба так долго и так бездарно выдумывали какую-то другую жизнь, вместо того чтобы жить этой, настоящей? И как теперь вернуть прошлое, оказавшееся настоящим? – Какая у нас с тобой сейчас жареха будет, – сказала Глафира громко, – самая вкусная еда на свете! Дэн пожал плечами. Он был равнодушен к картошке с грибами. Подумаешь, деликатес!.. – Кому я должен позвонить? Она вздохнула, решительными шагами ушла куда-то и вернулась с потрепанной записной книжкой. Уселась на диван перед камином и стала ее листать. – Здесь разные телефоны, – объяснила она Дэну, остановившись на секунду. – Я всегда на бумажке записываю. В электронных книжках путаюсь. У меня… идиотизм, как у этой твоей Олеси. – Никакая она не моя. – Вот! Вот по этому телефону! Спросить нужно Веру Васильевну. – Это кто? – Это одна страшная бабка, ты ее не знаешь. Я сама позвонить не могу, вдруг там кто-нибудь меня узнает! – Узнает, и что? – И бабку не позовут, что, что! Или она сама не станет разговаривать. Она мне в прошлый раз сказала, чтобы я не смела не только приближаться к ее драгоценной Мариночке, но даже дышать в ее сторону! А тут вдруг я звоню! – Ничего не понял, – признался Дэн. – Эта бабка мне нужна, – сказала Глафира серьезно. – Она была здесь у меня и… Сердце застучало в висках, взмокли ладони, и словно жаром из камина полыхнуло в лицо. Да. Очень страшно. Так страшно, что нечем дышать, будто воздух тоже сворачивается, как кровь. И тем не менее придется выяснить все, до конца. Иначе и прошлое, и настоящее окажутся ненастоящими, рассыплются, как пластмассовый дом на морозе! – Ты должен выяснить, как она сюда попала, – перебивая свои мысли, заговорила Глафира. Щеки у нее горели лихорадочным румянцем. – Придумай что-нибудь! Ну что ты садовник или электрик! – Зачем? – не понял Дэн. – Нет-нет! – не слушая, продолжала Глафира. – Ты позовешь Веру Васильевну и скажешь, что ты охранник Разлогова, вот как! И что ты в записи видеонаблюдения увидел ее на участке, и теперь тебя уволят, если она не скажет, как попала на участок! Кто ее пустил, понимаешь? – Ничего я не понимаю! Ты можешь говорить по-человечески, а не нести какой-то невропунический бред? – Какой… бред? – не поняла Глафира. – Невропунический. Глафира секунду подумала. – Это что означает? – Это модное слово. Может означать что угодно. Объясни мне толком, в чем дело. Глафира вскочила, забежала за стойку и принялась быстро мешать на сковороде картошку. В сковороде шкворчало, и Глафира хмурилась. – Значит, так. Вера Васильевна… – Бабка? – Бабка. Бабушка. Вера Васильевна работает у Марины Нескоровой, знаменитой актрисы. – Знаю, – Дэн подошел и посмотрел в сковороду с картошкой, – Нескорову тетя Оля очень обожает. – Ее все обожают! И она первая жена Разлогова. – Бабка?! – Да не бабка, Дэн! Марина Нескорова. Дэн присвистнул. – Так она ведь тоже мастодонт вроде этого, Красавина, у которого мы интервью брали! Сколько же ей лет?! – Не так много, как ты думаешь. Они с Разлоговым ровесники, даже учились в одном институте. – А Разлогов тоже… артист, что ли?! – Да нет, конечно! Они учились в химико-технологическом, а Марина потом оттуда ушла и поступила в театральный! А Вера Васильевна у нее ну что-то вроде домработницы, дуэньи и ангела-хранителя! Живет с ней давно, в курсе всех тайн и, как я понимаю, очень ее любит, Марину, – Глафира помрачнела. – В обиду никому не дает. Бабка дня два назад приезжала ко мне, сюда. Рассказывала совершенно страшные вещи. И я сначала ей поверила, каждому слову. А потом стала думать. Я чуть с ума не сошла и ничего не придумала, но должно быть какое-то объяснение, Дэн! Не то, которое подсунула мне старуха! – Объяснение чему? – Всему! – крикнула Глафира. – Тому, что Разлогов платил своей бывшей жене бешеные деньги! Тому, что никогда и никому не верил! Тому, что послал меня к черту, когда я однажды сказала, что его люблю! Тому, что никогда… – А он послал тебя к черту? – мрачно переспросил двадцатидвухлетний журналист Дэн Столетов. Глафира оглянулась на него через плечо, вид у нее был странный. – И он никогда ничего мне не рассказывал, – договорила она с некоторым усилием. – Никогда и ничего. И я не могла понять – почему? Все женились, разводились, ссорились, мирились, и в этом нет ничего страшного! Почему он никогда ни словом не обмолвился о том, как жил до меня? Почему меня ненавидит Волошин? Что такое Разлогов мог ему обо мне рассказать? Или, наоборот, о своей бывшей жене, что он стал меня ненавидеть? |