Онлайн книга «Крест в круге»
|
– Ну давай же… Давай! – почти крикнул он – и осекся. Боря по-своему понял этот возглас и поспешно кинулся за очередной коробкой. На правой стороне стола между тем уже высилась внушительная стопка еще не разобранных документов, писем, журналов и книг. Работа двигалась медленно. Циклоп подолгу смотрел невидящим взглядом в какой-нибудь листок, вертел его в руках, а потом вдруг опять клал на прежнее место. Из нервного забытья его то и дело возвращал к действительности очередной вопрос: – А это куда определить, Николай Давыдович? В «нужное»? Циклоп моргал единственным глазом, шевелил губами и бормотал: – В «нужное», Боря, в «нужное»… Впрочем, что это? Квитанция на дрова? Нет, ее – в «малозначительное»… Он опять смотрел на часы, словно точно знал время трагедии, ждал его, а оно не спешило приходить. – А вот смотрите… Рисунок. Акварель. Наверное, ребенок баловался. – Какой ребенок? – спохватился Циклоп. – Покажи-ка… Да, похоже на детский рисунок. В «малозначительное», Борис. – Почему? – возразил мальчик. – А вдруг это неизвестная работа Малевича? – Малевич не работал в стиле примитивизма, – быстро и невнятно ответил Циклоп. «Что за бред я несу? Какой Малевич? Какой примитивизм? Как это все далеко от меня! Да и не важно…» – Глядите, Николай Давыдович, цацки! Боря открыл плоскую картонную коробку и рассыпал ее содержимое перед учителем. По столу запрыгали медные пуговицы, стеклянные шарики и почерневшие от времени наперстки. В коробке также оказались ножницы, пилка для ногтей, латунный подхват для пирожных, щипцы для колки сахара и сломанная брошь. – В мусор все это, – махнул рукой Циклоп. Боря прыскал со смеху: – Тут еще есть! Он открыл другую коробку, похожую на первую. – Здесь ключи какие-то амбарные… Перья… Пенсне сломанное… Ух ты, портсигар! – Это визитница, – поправил Циклоп, которого тоже на мгновение развлекли старые и ненужные находки. – В них хранили именные карточки с фамилией и титулом. – Она пустая. – Боря щелкнул крышкой. – Ой, смотрите: чернильница! Совсем, как наша «неразливайка»! Неожиданно мальчик перестал улыбаться и испуганно замолчал. Циклоп даже вздрогнул от вдруг наступившей тишины. Морозный холод скатился от сердца вниз – к животу, остудил колени и ступни. «Оказывается, не пустое, когда говорят, что душа в пятки ушла». – Ты чего вдруг затих, Борис? Я даже испугался. Боря разглядывал какую-то металлическую пластинку с зубчиками, похожую на миниатюрную пилу, и руки его дрожали. – Я сам испугался, Николай Давыдович, – произнес он едва слышно. – Здесь очень странный рисунок. Циклоп взял у мальчика пластинку и поднес к лицу так близко, словно намеревался ее понюхать. Помимо зубчиков, напоминающих акульи зубы, в этой штуковине не было ничего странного и тем более страшного. Пунктир мелких отверстий по всей длине и изящная гравировка в центре – длинная и тощая птица с распростертыми крыльями, похожая на аиста, в обрамлении лаврового или кипарисового венка. – Ну и что здесь страшного? – нараспев произнес Николай Давыдович. – Это даже не герб, а так… фитюлька для красоты. – А каково назначение этого предмета? Циклоп задумался. – Полагаю… – Он взял со стола конверт, провел пластинкой по перфорации и ловко вспорол его от края до края. – Аристократы! Циклоп вернул Борису его находку, оказавшуюся ножичком для писем, и посмотрел на часы. – Однако… «Уж полночь близится, а Германа все нет». – Какого Германа? – Это опять Пушкин, мой мальчик. Я хотел сказать… – Николай Давыдович, – перебил его Боря, – а вам ничего не напоминает этот рисунок на пластинке? Циклоп посмотрел на него как-то странно. «Сейчас все это будет не важно. И рисунок, и пластинка, и бумаги, и даже Пушкин…» – Ничего не напоминает. А что ты там разглядел? Борис помедлил и вдруг выдохнул тревожным шепотом: – Крест в круге!Через полтора часа пришел Иннокентий Петрович. Он громыхал ключами, кашлял в предбаннике, скрипел половицами и негромко ругал ржавый замок. На пороге он задержался, поиграл тяжелой дверью, словно проверяя, сколько раз она еще сможет открыться и закрыться, пока не слетит с петель, и подозрительно обвел взглядом комнату, в которой оставил своих «подопечных». Здесь висела гнетущая тишина. В круге света, отбрасываемом лампой, за столом сгорбились две фигурки. Мальчик перелистывал страницы какого-то альбома и, как показалось Иннокентию Петровичу, с испугом посмотрел на вошедшего. Одноглазый учитель сидел не шевелясь, подперев кулаками тяжелый лоб, и даже не поднял головы, когда уполномоченный сотрудник появился на пороге. Молодой человек кашлянул в кулак и преувеличенно бодро спросил: – Ну? Как дела, золотари? Мальчик улыбнулся: – Все хорошо. За время вашего отсутствия происшествий не случилось. «Не случилось» , – как эхо повторил про себя Циклоп. – Молодец, – похвалил Иннокентий Петрович, – отвечаешь четко, по-военному. Он подошел к столу и наклонился так, чтобы попасть в свет лампы. – Николай Давыдович! Ау! На сегодня хватит. Совсем заработались. Циклоп медленно отвел руки от бледного лица. – Во-во… – продолжал сероглазый. – На мертвеца уже стали похожи. Жизнь – одна, и ее нельзя тратить только на бумажки. Вы же не хотите умереть среди этих стен, под этим сырым потолком? Циклом вытаращил единственный глаз и, с трудом разлепив бледные губы, прошептал: – Еще несколько минут назад – хотел …В предбаннике Иннокентий Петрович что-то отметил в журнале, который потом засунул в кожаную папку. – Забирай свою тетрадь. – Он кивнул Борису, огляделся по сторонам, не забыл ли чего, и потянулся к выключателю. – Да… – Молодой человек вдруг отдернул руку. – Шмонать я тебя, сопляк, не буду… Поэтому, если что-то прихватил с собой, лучше вспомнить сейчас. Боря покраснел и опустил глаза. Иннокентий Петрович взял его за подбородок: – Ну, пацан, признавайся, чего стырил? Мальчик совсем смешался и неловко вынул из кармана плоскую металлическую пластинку с зубчиками. Сероглазый повертел ее в руках и вопросительно уставился на Бориса: – Это что? Тот опустил голову. – Это ножичек для бумаг… – Да? – удивился Иннокентий Петрович. Он взвесил пластинку на ладони, словно просчитывая в уме ее ценность, и широким движением засунул себе в карман: |