
Онлайн книга «"Империя!", или Крутые подступы к Гарбадейлу»
— Не мне судить, мама, — говорит Гайдн и еле заметно покачивает головой, глядя на Олбана, словно извиняется за Ренэ. — По горам лазает, говоришь? — переспрашивает Кеннард. — Та еще штучка. Пытка длится не менее часа; после этого Кеннард ведет их наверх, в мансарду, где у него проложена игрушечная железная дорога; во время пуска паровозиков можно немного поговорить и попытаться склонить Кеннарда в нужную сторону. — Олбан, как и я, считает, что семья не должна расставаться с фирмой, — сообщает Филдинг отцу. Он бросает стремительный взгляд на Олбана, который изучает железную дорогу. Прочный стол-верстак размером два на четыре метра находится на уровне пояса. Он занимает почти всю мансарду; в середине зеленеют лесистые холмы и альпийские склоны из папье-маше. Горы прорезаны тоннелями, а самые высокие пики заканчиваются в полуметре от двускатного потолка. — Правильно я излагаю, Олбан? — Будь моя воля, я бы не стал продаваться корпорации «Спрейнт», — подтверждает Олбан. — Будь твоя воля — ты бы из нас рабочий кооператив сколотил, верно, Олбан? — поддевает Кеннард. — А? — Он обмахивает днище паровозика специальной кисточкой. — Тоже неплохо, Кеннард, — говорит Ол и замечает небольшой тумблер на краю верстака. — Что будет, если это врубить? Кеннард смотрит через плечо: — А ты попробуй. Олбан щелкает тумблером. От подножья горы отделяется кабинка фуникулера, которая ползет к вершине, метра на два вверх. — Ага, — произносит он, разглядывая железнодорожные пути. Кеннард поворачивает какую-то ручку, и канатный вагончик начинает карабкаться под углом в сорок пять градусов по зубчатой передаче на склоне соседней горы. Между тем пара других поездов — товарный и контейнерный — колесят по периметру во встречных направлениях. Филдинг помнит, как сооружалась эта железная дорога. Никогда еще он не видел своего отца таким счастливым и деятельным. Конфигурация не менялась лет пятнадцать; мансарда до сих пор остается единственным местом, где Кеннард чувствует себя как рыба в воде. Для важного разговора лучше места не придумаешь. — Мы оба считаем, что продаться «Спрейнту» было бы непростительно, да и фирму жалко, — говорит Филдинг Кеннарду. — Разрушить дело, которое создавал Генри и укрепляли Уин с Бертом, — это откровенный вандализм. — А кто ж его собирается рушить? — спрашивает Кеннард, поднося перевернутый колесами вверх паровозик поближе к свету и любовно разглядывая. На потолочных раскосах по всей мансарде закреплены ряды лампочек. — Продажа фирмы будет означать разрушение нашего наследия, папа, — растолковывает ему Филдинг. — «Спрейнт» получит возможность распоряжаться игрой по своему усмотрению; нетрудно предположить, что американцы, заплатив солидные деньги за наше имя, попытаются его сохранить для собственной выгоды, но что, если они пролетят? В бизнесе всякое бывает. А мы останемся ни с чем: у нас отнимут самое главное, на чем вот уже столетие с четвертью держится наша семья. Я знаю, что тебе это небезразлично, папа. А потому не хочу, чтобы мы наобум сделали шаг, о котором будем жалеть. Прошу тебя только об одном: хорошенько подумай. — Филдинг смотрит на Олбана. — Мы оба тебя просим. Олбана чудом осеняет, как ему подыграть. — Это как стрелка, — говорит он. — Неправильно перевел — и пиши пропало. — Каждому нужно хорошенько подумать, — говорит Филдинг. — Не только нам самим… но и всем, папа. — У меня ведь тоже есть акции, — подает голос Гайдн, который сидит на стульчике в углу и читает. — Это очень существенно, — подтверждает Филдинг, в упор глядя на брата. — Ты ведь еще не определился, Гайдн? — Определился, но промолчу. — Гайдн ненадолго отрывается от книжки и часто моргает. — Хотя получил от «Спрейнта» предложение возглавить производственный отдел, если они купят фирму. — Уставившись в книгу, он бормочет себе под нос: — Между прочим, они сказали не «если», а «когда». — Нельзя позволять, чтобы нас опустили, папа, — обращается Филдинг к Кеннарду. Кеннард бережно ставит паровозик на рельсы, наклоняется и тонкой ювелирной отверточкой цепляет к нему вагоны. — Что ж, ввязываться в драку, а? — спрашивает он. — Я считаю — обязательно, — говорит ему Филдинг. — Иначе рухнет все, — он обводит рукой железную дорогу, — что создавалось многолетним трудом. — Хм. — В итоге, — говорит Филдинг, — каково твое мнение, Кеннард? — Хм? — Папа, ты уже решил, как будешь голосовать? До сих пор Филдинг не решался спрашивать отца в лоб, а Кеннард ни разу не поднимал эту тему. В девяносто девятом, когда ставился на голосование вопрос о продаже «Спрейнту» двадцати пяти процентов акций, он воздержался. Филдинг понятия не имеет, что у отца на уме. — Хм. — Кеннард щурится, наблюдая за кабинкой фуникулера, которая шмыгает в депо на макушке самой высокой горы. — Надо подумать. — Он переводит взгляд на Филдинга, потом на Олбана. — А вы оба против, да? Хм. — Совершенно верно, папа. Ол молча кивает. — Хм. — Это все, можно сказать, ненастоящее. Софи ворочается у него в объятиях, чтобы заглянуть ему в глаза. — То есть как? Он обводит свободной рукой все вокруг. — Каменистый склон, земля, азалии. Все нездешнее. Перевернувшись на живот, она подпирает ладонью подбородок: — В каком смысле? — Старик Генри, наш великий, легендарный предок, наш славный основатель, привез эти камни, землю, растения из Гарбадейла. Ты там бывала? — Ага. Один раз. Там все время дождик шел. — Понятно. Так вот, я проверял. Было это в тысяча девятьсот третьем году. Он распорядился погрузить на баржи тысячи тонн горной породы, добытой в тамошних каменоломнях, и переправить в Бристоль, оттуда небольшими каботажными судами доставить к отдельному причалу, построенному в устье реки, а дальше моторной тягой — прямо сюда. В конце сада на реке есть брод — его для этой цели и насыпали. — Везти камни из Шотландии? — Софи поиграла прядью рыжих волос, блестящих в случайном лучике солнца, который пробился сквозь плотный покров сочных, темных листьев. Он обвила прядь вокруг указательного пальца и отпустила. — Зачем? Олбан пожал плечами: — Затем, что он мог себе это позволить. Камни везде похожи, в Эксмуре [26] таких полно. Но он хотел, чтобы здесь был кусочек Гарбадейла под названием дернесский известняк. Из него и сложили эту горушку. |