Книга Умм, или Исида среди Неспасенных, страница 45 – Иэн Бэнкс

– Туда нельзя. – Дубинка уперлась мне в грудь.

Я сделала одной ногой шаг назад, чтобы не потерять равновесие, а потом оперлась всей тяжестью на дубинку, не сводя с нее глаз.

– В моих родных местах, – медленно произнесла я, – с гостями обращаются повежливей.

– Тоже мне гостья. Для нас ты нарушительница, дорогуша. Так что уматывай к себе в Шотландию, или где там твои родные места.

Он ткнул меня дубинкой. Я ощутила боль в груди, но не сдвинулась с места.

– Сэр, – я смотрела ему в глаза, сверлящие меня из-под открытого щитка, – не вполне понимаю, почему вы перекрыли дорогу этим молодым людям; но в чем бы вы их ни подозревали, это не имеет ко мне никакого отношения. Мне необходимо попасть к сестре, в оздоровительный центр при загородном клубе Клиссолда.

Облегчив нажим, полицейский начал постукивать меня дубинкой в такт своим словам:

– Я-кому-сказал-туда-нельзя. – Напоследок он так ткнул меня в грудь, что я вынуждена была попятиться. – Выбирай: или ты немедленно валишь отсюда ко всем чертям, или у тебя будут большие неприятности. Ваша братия меня уже достала.

У меня от злости сузились глаза:

– Я хочу поговорить со старшим по званию. – В моем тоне зазвучали ледяные нотки.

В одно мгновение меня пробуравил недобрый взгляд.

– Ладно. – Отступив в сторону, полицейский махнул дубинкой. – Прошу.

– Благодарю. – Я шагнула мимо него.

Кажется, он свалил меня подножкой, потому что в следующее мгновение я уже лежала пластом, прижимаясь щекой к сырому, шершавому асфальту. Одним коленом блюститель порядка уперся мне в спину и при этом с такой силой заломил руку, что я невольно вскрикнула от боли, чудом избежав перелома.

– Хватит! – вскричала я.

– Дейв, – невозмутимо позвал он. – Перетряхни шмотье.

Сбоку появилась пара ног в высоких ботинках, и кто-то выхватил у меня котомку.

– Руку сломаете! – прокричала я.

Давление ослабло; теперь, по крайней мере, было почти больно. Сообразив, что меня одурачили да еще сбили с ног, я ощутимо залилась краской. Все остатки самодовольства от моих недавних «подвигов» в Эссексе улетучивались на глазах.

– Что это? – спросил мой обидчик.

– Где? – переспросил напарник.

– Вот, гляди. Это что?

– Флакон какой-то.

– Ну, допустим, а вот это?

– Ага… это уже кое-что, верно?

Нажим на мою руку возобновился, и я судорожно вдохнула, чтобы не закричать. Полицейский, пригвоздивший меня к земле, наклонился: я почувствовала у себя на шее его дыхание.

– Похоже, девушка, мы нашли у вас подозрительное вещество, – сказал он.

– О чем вы? – Я тяжело дышала.

Сильные руки грубо подняли меня с земли и удерживали сзади; мастер обыска стоял ко мне лицом, демонстрируя мои склянки.

– Как прикажешь понимать? – спросил он.

Меня перекосило.

– В левой – зола: она наша, домашняя, – процедила я сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не добавить «ты, болван» или «ты, идиот».

Содержимое моего мешка, вывернутого наизнанку, валялось на асфальте.

– Что-то я не пойму, – сказал он.

– Чего ж тут не понять: «левая зола» – анаша домашняя, – подсказал голос сзади.

– Нет! Обыкновенная зола из домашнего очага, – зачастила я, увидев, что к нам уже направляется подкрепление. – Используется для определенной церемонии. Вторая скляночка – чтобы ставить метку на лбу. Как у меня, видите? И то и другое – снадобья для наших обрядов, для священных таинств!

Полицейский, завладевший баночками, откупоривал пузырек с золой.

– Богохульство! – воскликнула я.

Он понюхал содержимое, облизнул указательный палец и сунул его в склянку.

– Надругательство над святыней! – Я перешла на крик; другие блюстители порядка ускорили шаги.

Я начала вырываться; тогда мне вывернули руку еще сильнее, вынудив подняться на носки. От боли в плече я резко вскрикнула.

– Полегче, Билл, – сказал ему кто-то из сослуживцев. – Тут с телевидения понаехали.

– Есть полегче, сержант, – ответил мой мучитель.

Боль отступила, и я несколько раз жадно втянула ртом воздух.

– Ну-с, милая девушка, что вы теперь скажете?

– В мои планы входит, – процедила я, – не нарушая закона и порядка, повидаться с кузиной Мораг Умм в оздоровительном центре при загородном клубе Клиссолда, для чего необходимо попасть в Даджен-Магну. А этот… человек, что у меня за спиной, вел себя в высшей степени оскорбительно; когда же я потребовала проводить меня к старшему по званию, чтобы заявить о его грубости, он обманул меня и сбил с ног.

– Подозрительное вещество, сержант. Пузырьки перекочевали к старшему по званию. Тот нахмурился и тоже понюхал содержимое.

– Это неслыханное святотатство! – завопила я.

– Хм, – задумался сержант, оглядывая разбросанные вещи. – Еще что-нибудь нашли?

– Банки с какой-то дрянью, сэр, – отрапортовал один из подчиненных, сидя на корточках и выуживая из моих вещей флакончик с высохшим речным илом.

Когда он поднимался, под каблуком что-то хрустнуло. Он посмотрел вниз и отшвырнул носком ботинка битое стекло. Это было все, что осталось от крошечной скляночки жлоньица.

– О Боже! Что вы наделали?! – завизжала я.

– Спокойно, спокойно, – осадили меня другие.

– Безбожники! Нечестивцы! Осквернители!!! Смилуйся, Господи, над этими жалкими Неспасенными душонками!

– На «дурь» смахивает, – сообщил осквернитель, растирая пыль между пальцами.

– Эй вы, оглохли? – Меня уже было не остановить. – Я Богоизбранница, а вы – низкие шуты!

– В фургон ее. – Сержант мотнул головой. – Не видите, что ли: из дурдома сбежала.

– Что? Да как вы смеете?!

– Барахло собрать и отправить на экспертизу, – приказал сержант, закупорил склянку с золой и, поддев ногой пустую котомку, зашагал прочь.

– Отпустите меня! Я служительница Истинной церкви! Я Богоизбранница! У меня священная миссия! Вандалы! Богом клянусь, за это оскорбление вы ответите перед Высшим судом, негодяи! Отпустите!

Я понапрасну надрывала горло. Меня провели мимо многочисленных машин и нарядов полиции, мимо белых огней и синих мигалок и, несмотря на мое неистовое сопротивление, впихнули в полицейский фургон, стоявший особняком.

Там меня усадили, пристегнули наручниками к стойке сиденья и велели заткнуться. В дальнем углу расположился здоровяк-охранник, поигрывая дубинкой и насвистывая какой-то мотив. Здесь же сидела парочка неприкаянных влюбленных: они виновато улыбнулись и продолжили обниматься.