Книга Мир Софии, страница 73 – Юстейн Гордер

— Ты на верном пути.

— Но если я когда-нибудь создам собственную философию, она будет совершенно не похожа на всё, что я слышала до сих пор.

— Тебе не хватает чего-то конкретного?

— Во-первых, все философы, о которых ты рассказывал, были мужчинами. А мужчины живут в своем, отдельном мире. Меня же больше интересует мир реальности. Мир цветов и животных, мир детей, которые рождаются и вырастают. Твои философы все время твердят о некоем «человеке», и вот очередной пример — трактат о «человеческой природе». Такое впечатление, будто этот «человек» — мужчина средних лет. А жизнь, между прочим, начинается с беременности и родов. По-моему, в твоих рассказах пока что было слишком мало пеленок и детского плача. Наверное, в них было также слишком мало любви и дружбы.

— Разумеется, ты права. Но, может быть, как раз Юм отличался тем, что больше всех прочих философов исходил из повседневной жизни. Кроме того, он особенно остро чувствовал восприятие реальности детьми, то есть новыми гражданами мира.

— Я вся внимание.

— Будучи эмпириком, Юм считал своим долгом разобраться во всех неясных понятиях и нагромождениях мысли, созданных этими твоими мужчинами. Вокруг были завалы письменных и устных высказываний средневековых мыслителей и рационалистов XVII века. Юм хотел вернуться к непосредственному восприятию человеком окружающего мира. «Наши схоластики, — говорил он, — не так уж сильно превосходят обыкновенных людей разумом и искусством рассуждения», чтобы повести нас за кулисы повседневного опыта или предложить иные правила поведения, чем те, к которым мы приходим путем размышления над повседневной жизнью.

— Пока что звучит привлекательно. Ты можешь привести пример?

— Во времена Юма было общепринято представление об ангелах как реально существующих созданиях. Под ангелом понимается мужчина с крыльями. Ты когда-нибудь видела такое существо, София?

— Нет.

— А мужчину видела?

— Не задавай глупых вопросов.

— Вероятно, ты видела и крылья?

— Естественно, но не у людей.

— Согласно Юму, ангел представляет собой «сложное понятие». Оно состоит из двух разных явлений, которые в действительности не встречаются вместе, однако слились воедино в человеческой фантазии. Иными словами, это ложное представление, и его следует выкинуть на помойку. Сходным образом нам нужно разбираться не только со всеми своими мыслями и представлениями, но и с домашними библиотеками. Ибо, как говорил Юм: если мы держим в руке книгу, давайте спросим себя, содержатся ли в ней абстрактные суждения касательно чисел или размеров? Нет. Содержатся ли в ней обретенные опытом суждения о достоверных фактах и бытии? Нет. В таком случае — предайте ее огню, ибо в ней не содержится ничего, кроме софистики и плодов воображения.

— Крутые меры.

— Зато мир воспрял, София, явил себя людям свежее и ярче прежнего. Юм стремился назад, к восприятию действительности ребенком, сознание которого еще не отягощено мыслями и умозаключениями. Ты, кажется, сказала, что большинство известных тебе философов жило в собственном мире, тогда как тебя интересует мир реальный?

— Да, что-то в этом роде.

— Юм вполне мог сказать то же самое. Но давай подробнее проследим за ходом его рассуждений.

— Я еще не ухожу.

— Юм начинает с утверждения, что у человека бывает два вида представлений: впечатления и идеи. Под «впечатлениями» он понимает непосредственное восприятие внешней действительности. Под «идеями» — воспоминания о подобных впечатлениях.

— Пожалуйста, примеры!

— Если ты обожглась о горячую плиту, у тебя мгновенно возникает «впечатление». Впоследствии ты можешь вспомнить, что обожглась. Такое воспоминание Юм называет «идеей». Разница заключается в том, что «впечатление» обычно ярче и живее последующего воспоминания о нем. Ты можешь сказать, что чувственное впечатление — это оригинал, а идея, или воспоминание о впечатлении, — его бледная копия. Ведь именно «впечатление» служит непосредственной причиной скрывающейся в сознании «идеи».

— Пока мне все ясно.

— Далее Юм подчеркивает, что и впечатление, и идея могут быть простыми или сложными. Если ты помнишь, в связи с Локком мы говорили о яблоке. Наш опыт восприятия яблока — сложная идея. Сложной идеей является и представление нашего сознания о яблоке.

— Прости, что я прерываю, но это очень важно?

— Очень ли это важно? Да, очень. Хотя философы уделяли много внимания проблемам, которые кажутся тебе надуманными, не мешает вникнуть в ход их рассуждений. Юм наверняка согласился бы с Декартом по поводу важности развития мысли с начала и до конца.

— Сдаюсь.

— Юм настаивал, что иногда мы соединяем идеи, в реальном мире существующие порознь. Так возникают ложные идеи и представления, которых не найти в природе. Мы с тобой упоминали ангелов, а еще раньше говорили о кроколонах. Примером может служить и крылатый конь Пегас. Во всех этих случаях следует признать, что наше сознание занималось, так сказать, вырезанием и склеиванием разных частей. Крылья оно взяло от одного впечатления, а коня — от другого. Обе части были в свое время ощущениями, почему и вошли в театр нашего сознания в качестве подлинных «впечатлений». На самом деле сознание ничего не выдумывает само. Оно вырезает и склеивает, создавая таким образом ложные идеи или представления.

— Понятно. Теперь я сообразила и почему это важно.

— Прекрасно. Итак, Юм хочет изучить каждое представление, чтобы убедиться, не составлено ли оно из разных представлений тем способом, которого не существует в реальном мире. «Какие впечатления породили это представление?» — спрашивает он, пытаясь прежде всего выяснить, из каких простых идей составлено сложное понятие. Иными словами, он владеет критическим методом для анализа человеческих представлений и с помощью этого метода пробует навести порядок в наших мыслях и понятиях.

— Ты не мог бы подкинуть парочку примеров?

— Во времена Юма многие ясно представляли себе «небо», или «новый Иерусалим». Возможно, ты помнишь утверждение Декарта о том, что «ясные и четкие представления» сами по себе могут быть гарантией соответствия их чему-то реальному…

— Я уже говорила, что не отличаюсь большой забывчивостью.

— Нетрудно убедиться, что «небо» — чрезвычайно сложное представление. Назовем лишь несколько его элементов. На небе есть «жемчужные ворота», «улицы чистого золота», куча «ангелов» и так далее. Но мы еще не дошли до простых составляющих неба, потому что и жемчужные ворота, и улицы чистого золота, и ангелы — тоже сложные представления. Только констатировав, что наше представление о небе состоит из простых представлений — типа «жемчужина», «ворота», «улица», «золото», «фигура в белом одеянии», «крылья», — мы можем спросить себя, получили ли мы в свое время соответствующие «простые впечатления».