Онлайн книга «Министерство мокрых дел»
|
– Как там Москва? – спрашивала тем временем хозяйка, суетясь у печи. – Метро работает? – Работает, – подтвердил Сеня. – Ах ты, Господи! – восхитилась хозяйка. – Ну надо же – работает! Сеня представлялся ей пришельцем из другого, неведомого мира. – А еропланы? – Что? – напрягся Сеня, не уловив смысла сказанного. – Еропланы, говорю, летают? – Самолеты, – подсказал Толик. – Ах, самолеты. Летают, – кивнул Муравьев. На стол тем временем выставлялась отварная картошка, малосольные огурчики, крупно порезанный домашний хлеб и мутноватая жидкость в литровой бутыли. Это не очень-то интересовало Сеню. Он осторожно и будто бы незаметно для окружающих смещался к окну. Наконец оказался рядом и выглянул наружу. Безлюдье. Никаких бандитов-партизан. Он даже несколько успокоился, по-моему. – Прошу к столу, – пригласила хозяйка. Толик сел первым. Автомат положил на лавку рядом с собой. – А где лук, мать? – Да нешто не знаешь? – Просил же – выставляй на стол, когда обедаем! – пробурчал Толик. Поднялся из-за стола, вышел из комнаты. – А что тут такое про партизан говорилось? – поинтересовался Сеня, напуская на себя спокойный вид. Излишне спокойный. – Известное дело – хозяйничают. – Кто? – Ну, партизаны, про кого вы спрашиваете. – Они бандиты, да? – Что же вы такое говорите-то! – замахала руками женщина. – Прям как полицай какой, честное слово! – Какой такой полицай? – Который за немцев. Для всех полицаев партизаны – бандиты. – А у вас и полицаи есть? – Сейчас нету. – Почему? – Опасаются к нам нового назначать. После того как прежнего ухлопали. – А кто ухлопал? – Партизаны, ясное дело. – И давно его… того… ухлопали? – осторожно осведомился Сеня. – Давно. Я совсем маленькая тогда была. Он вот тут жил, в соседнем дворе… – Кто? – Полицай. Немцы его назначили. Степанов фамилия. А партизаны ночью пришли и его застрелили. – Год какой был? – Да сейчас разве упомнишь? Сорок первый. Аль сорок второй. – А потом, значит, немцев отбросили от Москвы… – Кто отбросил, сынок? – не поняла хозяйка. – Наши. Красная Армия. Женщина посмотрела на Муравьева так, словно сомневалась в его душевном здоровье. Но Сеня ее взгляда не заметил и продолжал как ни в чем не бывало: – Наши погнали фрицев на запад, вот у вас больше полицаев в деревне и не было. Хозяйка тем временем совершенно потеряла способность что-либо понимать. – Как же на запад? – спросила. – Как же погнали их? Ты ж разве не из Москвы приехал? – Из Москвы. – И что – не видел там оккупантов? – Какие оккупанты?! – воскликнул Сеня. – Ой, мамочки! – прижала руки к груди женщина. Только теперь Сеня увидел ее глаза. В тех глазах были недоверие и растерянность – совершенно натуральные. И Сеня дрогнул. – Ну что за чушь! – сказал он. – Какие оккупанты? Война еще в сорок пятом закончилась. Или вы об этом ничего не знаете? – Да как же! Ведь борьба идет! Ведь оккупационный режим! Враги топчут родную землю! Я сама в газете про то читала! – В какой газете? – спросил растерявшийся Сеня. – Вот, я ее на печи прячу. Откуда-то из тайника и вправду была извлечена газета. Сеня ожидал увидеть пожелтевшие, почти истлевшие листки бумаги, но газета оказалась очень даже нестарой. – Вот! – сказала женщина, с любовью разлаживая газетный лист. – Тут как раз и читала. Газета «Завтра». Месячной давности. Крупно над названием: «За нашу Родину – огонь! огонь!» Заголовки статей: «Ненавистный оккупационный режим скоро рухнет», «Выметем нечисть из Кремля!», «За Родину! За Сталина!» – Э-э, – замялся Сеня. – Вы неправильно поняли. Запнулся, не зная, как объяснить. Женщина терпеливо ждала. – В общем, это аллегория, – не очень уверенно сказал Сеня. – Не надо понимать буквально. – А как же надо понимать? – нахмурилась хозяйка. – Ведь написано же – «преступный режим». И вот еще, на другой странице – «русский народ стонет под гнетом оккупационного правительства». Это же в газете написано, не где-нибудь! – Газеты тоже иногда неправду пишут. – Газеты – неправду? – изумилась хозяйка. Казалось, еще немного – и ее хватит удар. Сеня совсем уже растерялся, не понимал, что происходит. Вернулся Толик. Выложил на стол несколько крутобоких луковиц. – Угощайтесь, – предложил он Сене. Растерянный Муравьев машинально взял луковицу, откусил половину, даже не очистив, скривился, закашлялся и только тогда пришел в себя. – Послушайте! – сказал Сеня, обращаясь к Толику. – Ну вы-то были в Москве! Вы видели! Расскажите матери, что никаких оккупантов там нет! – Бесполезно! – махнул Толик рукой. – Она у меня старой закалки. Верит всему, что пишут в газетах. Уж я бился с ней, бился – все без толку. Начитается, – кивнул на газету, – и ничем ее после этого не прошибешь. – Привезите другую газету! – подсказал выход Сеня. – «Московский комсомолец», к примеру! – Привозил. Еще хуже. – Это еще почему? – Про взрывы и убийства в Москве там есть? Есть! С фотографиями. И что мать на это сказала? Ты что сказала, ма? – То и сказала. В войну, в лихую годину, извечно порядка нету. И бьют, и грабют… – Вот! – с чувством подытожил Толик. – А то еще про Америку там пишут так, будто они нам закадычные друзья, чего раньше не было. – И баб голых полно, – подсказала женщина. – И еще вот рекламы немерено, – вспомнил Толик. – Да, – подтвердила хозяйка. – При советской-то власти и слова такого – «рыклама», прости Господи, не знали. Это оккупанты все понапридумывали. – Вот видите, – сказал Толик. – Все одно к одному. – Но газета-то – «Московский комсомолец»! – не выдержал Сеня. – Комсомолец! Вам это слово ни о чем не говорит? – А специально название оставили, – убежденно сказала женщина. – Кто? – Оккупанты, понятное дело. Чтоб народ, значит, дурить. |