Книга Ярость, страница 148 – Уилбур Смит

– Коби! Коби! – Сара потянула сына за рукав. – Не сейчас, дорогой. Людям такие разговоры не нравятся.

– Потому что они их никогда не слушают и не понимают, – рассудительно объяснил Якобус, но большинство подчеркнуто отвернулось от него, а дама средних лет, двоюродная сестра Манфреда, резко сказала:

– Послушай, Сари, ты не должна разрешать сыну говорить так, будто он коммунист.

– Пожалуйста, Коби, – взмолилась Сара, вновь назвав сына уменьшительным именем, – ради меня.

Манфред Деларей заметил волнение и вспышку враждебности среди гостей, посмотрел за костер, на котором шипело мясо, и нахмурился.

– Как ты не понимаешь, мама! Мы должны об этом говорить. Иначе никто никогда не услышит, что есть другая точка зрения. Никто из них не читает английские газеты…

– Коби, ты рассердишь дядю Мэнни, – взмолилась Сара. – Пожалуйста, прекрати.

– Мы, африкандеры, заперты в собственном, придуманном мире. Мы считаем, что если издать достаточно законов, черные перестанут существовать, останутся только наши слуги…

От костра подошел Манфред, его лицо потемнело от гнева.

– Якобус Стандер, – прогремел он. – Твой отец и твоя мать мои самые старые и дорогие друзья, но не злоупотребляй моим гостеприимством. Я не позволю пороть изменническую чушь перед моей семьей и друзьями. Веди себя прилично или уходи немедленно!

Мгновение казалось, что молодой человек не послушается. Но потом он опустил взгляд и пробормотал:

– Прости, ом Мэнни.

Однако когда Манфред повернулся и пошел назад к костру, юноша сказал так, чтобы слышала только Сара:

– Видишь, они не слушают. Не хотят слушать. Боятся правды. Как заставить слепого увидеть?

Манфред все еще внутренне кипел от гнева из-за дурных манер молодого человека, но, вспомнив о взятых на себя поварских обязанностях, вернул себе прежнее грубоватое добродушие и продолжал весело болтать с гостями-мужчинами. Постепенно его раздражение улеглось, и он уже почти забыл о Мозесе Гаме и длинной тени, которую тот сюда отбросил, но тут из длинного дома, какие строят на ранчо, прибежала младшая дочь.

– Папа, папа, тебя к телефону.

– Я не могу подойти, skatjie, – ответил Манфред. – Нельзя же, чтобы гости умерли с голоду. Прими сообщение.

– Это ом Дэни, – настаивала его дочь. – Он говорит, что должен поговорить с тобой немедленно. Это очень важно.

Манфред вздохнул, добродушно ворча развязал передник и протянул вилку Рольфу Стандеру.

– Смотри, чтоб не подгорело! – сказал он и зашагал к дому.

– Ja! – рявкнул он в трубку.

– Не хотелось тревожить тебя, Мэнни…

– Так зачем ты это делаешь? – спросил Манфред.

Дэни Леруа – старший офицер полиции, один из самых способных офицеров.

– Этот тип Гама…

– Пусть черного ублюдка повесят. Он сам этого хочет.

– Нет, он предлагает сделку.

– Пусть кто-нибудь другой с ним поговорит. Не хочу тратить на него время.

– Он будет говорить только с тобой, и мы считаем, что он может сказать тебе что-то очень важное.

Манфред ненадолго задумался. Чутье требовало немедленно отказать, но разум взял верх.

– Хорошо, – неохотно согласился он. – Я встречусь с ним. – Встреча с поверженным врагом сулила извращенное удовольствие. – Но его все равно повесят – ничто этому не помешает, – негромко предупредил он.

* * *

Администрация тюрьмы конфисковала плащ вождя, сшитый из шкур леопарда, и Мозес Гама был в тюремной робе из грубого неотбеленного коленкора.

На нем тяжело сказалось долгое напряженное ожидание результата апелляции. Вики впервые заметила белые прядки в его густых курчавых волосах. Лицо у него было осунувшееся, глаза глубоко ввалились, их обвело темными кругами. Сочувствие к мужу грозило переполнить ее, и ей захотелось протянуть руку и коснуться Мозеса, но их разделяла стальная сетка.

– Мне в последний раз разрешили посетить тебя, – прошептала она, – я могу пробыть всего пятнадцать минут.

– Этого достаточно: теперь, когда приговор утвержден, говорить не о чем.

– О Мозес, мы ошибались, считая, что англичане и американцы спасут тебя.

– Они старались, – негромко сказал он.

– Но старались не очень сильно, а теперь что я буду делать без тебя? Как будет жить без отца ребенок, которого я ношу?

– Ты дочь зулусского народа. Ты будешь сильной.

– Я постараюсь, Мозес, муж мой, – прошептала Вики. – Но как же твой народ? Он тоже дитя без отца. Что станет с ним?

Она увидела, как в его глазах вспыхнул прежний огонь. Виктория боялась, что он погас навсегда, но с горькой радостью поняла, что он еще горит.

– Другие стараются занять твое место – те из Конгресса, кто ненавидит тебя и завидует. Когда ты умрешь, они используют твою смерть для удовлетворения собственных амбиций.

Она видела, что снова задела его за живое и что он рассердился. Ей хотелось разжечь его гнев, чтобы дать ему причину и силы продолжать жить.

– Если ты умрешь, твои недруги превратят твое тело в опору и по ней заберутся на место, которое ты оставил пустым.

– Почему ты мучишь меня, женщина? – спросил он.

– Потому что не хочу, чтобы ты умер, хочу, чтобы жил – ради меня, ради нашего ребенка и ради твоего народа.

– Это невозможно, – сказал Мозес. – Жестокие буры не уступят, они не прислушаются даже к требованиям великих держав. Если только ты не найдешь для меня крылья, чтобы я мог перелететь через эти стены, мне придется смириться со своей участью. Другого пути нет.

– Путь есть, – сказала ему Вики. – Есть возможность остаться в живых – и одолеть врагов, которые стремятся присвоить твою роль вождя черных народов.

Он смотрел на нее, а она продолжала:

– Когда придет день, и мы сбросим буров в море, и откроем двери тюрем, ты выйдешь и займешь свое законное место во главе революции.

– Каков этот путь, женщина? Какую надежду ты предлагаешь мне?

Он бесстрастно выслушал ее предложения, а когда она закончила, серьезно сказал:

– Правду говорят, что львица более свирепа и жестока, чем лев.

– Ты сделаешь это, мой господин, – не ради себя, а ради нас, таких слабых без тебя?

– Я подумаю, – согласился он.

– Осталось очень мало времени, – предупредила она.

* * *

Черный министерский «кадиллак» задержали у тюремных ворот лишь на несколько мгновений: Манфреда Деларея ждали. Когда стальные ворота распахнулись, шофер въехал во двор и направился на пустующую стоянку. Начальник тюрьмы и два его старших помощника ждали; как только Манфред вышел из машины, они заторопились к нему.