Онлайн книга «Обсидиановая бабочка»
|
Они вышли в дальнюю дверь, хотя в такой маленькой комнате понятие "дальняя" было относительным. Рядом с камином в беловатой плетеной корзине из камыша лежали дрова. Я провела рукой по холодному мрамору кофейного столика, расположенного около камина. На нем стояла ваза с какими-то полевыми цветами. Их золотистые венчики и коричневатые серединки ни с чем в комнате не сочетались. Даже дорожка работы индейцев-навахо, занимавшая большую часть пола, выдержана в черных, белых и серых тонах. И в нише между дальними дверями тоже были цветы. Ниша была достаточно большой и могла бы служить окном, но только она никуда не выходила. Цветы вываливались оттуда, будто поток золотисто-коричневой воды, - огромный беспорядочный букет. Когда Эдуард вернулся без Бернардо, я сидела на белом диване, вытянув ноги под кофейный столик и сцепив на животе руки так, будто прислушивалась к треску пламени в холодный зимний вечер. Но камин был слишком чист, стерилен. Эдуард сел рядом, покачал головой: - Довольна? Я кивнула. - И что ты думаешь? - Не слишком уютная комната, - сказала я. - И ради неба, посмотри ты на пустые стены. Картины бы, что ли, повесил. - Мне так нравится. Он расположился на диване рядом со мной, вытянул ноги, руки сложил на животе. Явно он передразнивал меня, но даже это не могло меня сбить. Я собиралась подробно осмотреть все комнаты до того, как мне придется уехать. Можно было сделать вид, что мне все равно, но с Эдуардом я не давала себе труда притворяться. В нашей странной дружбе это было ненужным. И то, что он продолжал играть со мной в игры, было глупо с его стороны. Я, впрочем, надеялась, что в этот раз игры кончились. - Может, я тебе подарю на Рождество картину, - сказала я. - Мы друг другу подарки на Рождество не дарим, - напомнил он. Мы оба смотрели в камин, будто представляя себе живой огонь. - Наверное, надо с чего-то начать. Например, это будет портрет ребенка с большими глазами или клоуна на бархате. - Я ее не повешу, если она мне не понравится. Я посмотрела на него: - Если только не Донна ее подарит. Он вдруг стал очень тих. - Да. - Это Донна ведь принесла цветы? - Да. - Белые лилии или какие-то орхидеи, но не полевые цветы, которые в этой комнате. - Она считает, что они оживляют дом. - И еще как оживляют, - сказала я. Он вздохнул. - Может, я ей скажу, как ты любишь картины, на которой собачки играют в покер, и она тебе купит несколько штук. - Она не поверит, - сказал он. - Нет, но я смогу придумать что-то, чему она поверит и что ты настолько же не выносишь. Он посмотрел на меня: - Ты этого не сделаешь. - Вполне могу. - Это похоже на начало шантажа. Чего ты хочешь? Я смотрела пристально, изучала это непроницаемое лицо. - Так ты признаешь, что Донна и ее команда настолько тебе важны, что шантаж сработает? Он глянул на меня безжалостными глазами, и снова лицо его стало непроницаемым. Но этого теперь было недостаточно. В его броне образовалась брешь, куда мог бы въехать грузовик. - Они заложники, Эдуард, если кому-то это придет в голову. Он отвернулся от меня, закрыв глаза. - По-твоему, ты сказала мне что-то такое, о чем я сам не думал? - Извини, ты прав. Вроде как учить бабушку пироги печь. - Чего? - Он повернулся, почти смеясь. - Старая поговорка. Означает учить кого-то тому, чему он сам тебя научил. - И чему я тебя научил? - спросил он, и лицо его снова стало серьезным. - Тут не во всем твоя заслуга. Смерть матери была моим ранним уроком, и я узнала, что самый дорогой тебе человек может умереть. Если другие знают, что тебе кто-то дорог, они могут этого человека использовать против тебя. Ты спрашиваешь, почему у меня нет романов с людьми? Они бы стали заложниками, Эдуард. Моя жизнь слишком полна насилия, чтобы приковать к своей ноге пушечное ядро привязанности. Ты меня этому научил. - А сейчас я сам нарушил это правило, - сказал он тихо. - Ага. - А куда же нам определить Ричарда и Жан-Клода? - Я тебя заставила ощутить неловкость, так ты платишь тем же? - Ты просто ответь. Я подумала секунду-другую и ответила правдиво, потому что последние полгода я много думала об этом - о них. - Жан-Клод настолько не пушечное ядро, что даже вопроса нет. Если кто-то из тех, кого я знаю, и может о себе позаботиться, то это Жан-Клод. По-моему, прожив четыреста лет, научишься выживать. - А Ричард? Эдуард, задавая этот вопрос, испытующе смотрел мне в лицо, так, как обычно делаю я, изучая его. Впервые подумала, что сейчас на моем лице чаще ничего не выражается, чем прежде. Я стала прятать свои чувства, мысли, эмоции, даже когда не собиралась ни от кого их скрывать. Знает ли человек, что на самом деле написано на его лице? - Ричард может выжить после выстрела в грудь в упор из дробовика, если дробь не серебряная. А ты можешь то же сказать о Донне? Прямолинейно, может, даже грубовато с моей стороны, но ведь это была правда. Веки Эдуарда опустились как шторы, которые должны были что-то скрывать за собой. Но за ними никого не было. С таким лицом он иногда убивал, хотя случалось, что в эти минуты оно выражало радость, какой я при других обстоятельствах у него не видела. - Ты мне говорила, что они льнут к твоей человеческой сути. А можно сказать, что ты льнешь к их сути монстров? Поглядев в его непроницаемое лицо, я кивнула. - Да, я не сразу поняла и еще позже приняла это. Я слишком многих потеряла в своей жизни, Эдуард. И мне это надоело. Сейчас есть хорошие шансы, что мальчики меня оба переживут. - Я подняла руку, не давая ему заговорить. - Я знаю, что Жан-Клод не живой. Можешь мне поверить, я это знаю лучше тебя. - Серьезный у вас вид, ребята. Дело обсуждаете? Бернардо вошел в комнату в синих джинсах - и больше ни в чем. Волосы он заплел в свободную косу. Он прошлепал к нам босиком, и у меня стеснилось в груди. Именно так любил расхаживать по дому Ричард. Он надевал рубашку и ботинки только для выхода наружу или если кто-то приходил. Я смотрела, как ко мне идет очень красивый мужчина, но на самом деле я видела не его. Я видела Ричарда, я тосковала по нему. Вздохнув, я попыталась сесть прямее. Может, это мне чутье подсказывало, но я могла поручиться, что Эдуард не станет вести задушевный разговор с Бернардо, тем более про Донну. |