Книга Ночь и город, страница 72 – Джералд Керш

— Ну, ну, — утешала ее Грета, — ну, ну.

— Но теперь с ним покончено, — сказала Зои, — теперь с ним и в самом деле покончено. Альфонс! Маленький грязный альфонс! Ходит тут, воображает из себя! Хвастает перед всеми, что он такой, он сякой… Да если бы не я, он бы с голоду помер. Если бы я о нем не позаботилась, он бы уже в могиле сгнил. И все ради чего? Ради чего? Чтобы он тратил мои кровные деньги… деньги, которые я добываю таким тяжелым трудом, на какую-то мерзавку…

— Кстати, — вставила Грета, — она показалась мне очень образованной.

— Ее я тоже грохну, — сказала Зои, — Богом клянусь, я ее грохну. Я их обоих на тот свет отправлю, вот увидишь. А некоторые еще говорят, что на свете есть Бог. Но может, ты все-таки врешь?

— Я никогда не вру, — отвечала Грета.

— Ладно, я скоро это выясню, — подытожила Зои.

Зои вышла из кафе. В дверях она столкнулась с одной из своих подруг, которая вела на поводке щенка немецкой овчарки. Та окликнула ее:

— Эй, Зои, ты выглядишь так, словно потеряла шиллинг, а нашла полпенни. Как тебе нравится мой маленький песик? Правда, он душка? Я назову его Арчи. Правда, он милый?

Зои взяла себя в руки и безжизненным голосом проговорила:

— Это еще что. Скоро у меня будет собачка чихай.

— Чихающая собачка?

— Нет, собачка чичихай.

— Никогда о такой не слышала. Послушай, Зои… Когда выйдешь отсюда, быстро уноси ноги и не вздумай слоняться по улицам. Улицы кишмя кишат легавыми.

— Спасибо, — сказала Зои, — я и так собиралась домой.

Она быстро вернулась на Руперт-стрит, уселась в своей маленькой гостиной и жалобно заплакала. «…Я подобрала его в сточной канаве, и вот она, его благодарность, — думала она. — А ведь он подыхал с голоду, да, подыхал, и как же он мне отплатил?! Я всю зиму проходила без приличного пальто. Он вытягивает из меня сотню за сотней, и на что он их тратит? На девок?» Зои стала кусать губы.

Проститутка сентиментальна и несчастна. Почему она, пускаясь во все тяжкие и в конце концов совершенно деградируя, отдает мужчине свои деньги? Потому, что он один в этом неприветливом мире по-прежнему хранит ей верность; он ее дом, ее муж, ее дитя, ее последнее пристанище. Из-за него она постоянно жертвует собой. Он, по ее мнению, единственный человек на всем белом свете, по отношению к которому она может испытывать чувство превосходства, и поэтому она любит его непостижимой, отчаянной любовью.

«А теперь, — подумала Зои, — он закрутил роман с другой на мои кровные денежки».

Ярость, истерическая ярость проститутки взметнулась в ее душе. Она схватила тяжелую стеклянную вазу и метнула ее в камин. Ваза разбилась с оглушительным грохотом. Этот грохот еще больше взбесил Зои — теперь у нее появился повод излить свой гнев. Она взяла со стола апельсин и принялась изо всех сил сдавливать его руками, пока не потек сок; она рвала ногтями кожицу, пока та окончательно не отделилась от сочащейся оранжевой мякоти.

«Это Гарри, и вот что я с ним сделаю». Она дико захохотала и отшвырнула растерзанный апельсин. Половинки апельсина ударились о противоположную стену, оставив на ней два серых пятна от сока. Зои в сердцах пнула ногою стул.

«Я подожду его, — думала она. — А когда он явится, я его прикончу. Я ему горло перережу». Она прошла на кухню и принялась методично шарить по ящикам, пока не нашла маленький овощной ножик с черной ручкой и острым, как иголка, кончиком.

«…Я ударю его, как только он войдет в дверь, ударю прямо в грудь и буду бить, бить, а потом меня повесят…» Она вдруг подумала о смерти. Смерть представлялась ей чем-то вроде мягкого черного бархата… Огромной коробкой, наполненной черным бархатом. Зои много об этом думала и поэтому точно знала, как это будет: бесконечная темнота, и ты паришь в этом кромешном мраке, легкая, как дым. Но прежде всего она должна убить Гарри этим маленьким черным ножом. Зои машинально включила радио, и комнату наполнили мрачные величественные звуки вечной агонии терзаемых гигантов — невидимый оркестр исполнял третью часть Пятой симфонии Бетховена. Обычно Зои не слушала подобную музыку, но сейчас она соответствовала ее настроению. Агония взывала к агонии. Присев на стул, Зои внимательно слушала, кромсая угол стола ножом.

А тем временем Фабиан, сидя в пабе на Лестер-сквер, беседовал с ипподромным «жучком». [39]

— Ну, Фредди, — спрашивал он, — какие, по-твоему, завтра шансы у Старого Сапога?

— Никаких.

— Что значит «никаких»?

— То, что сказал: никаких.

— Так и думал.

— Интересно, как это ты так и думал? Лошадь, что ли, тебе нашептала?

— Догадался, и все тут.

— Ладно, проехали, Гарри, забудь об этом. У него все равно нет ровным счетом никаких шансов… Да, кстати, куда ты дел мою книгу?

— Какую книгу?

— Ту, что я тебе одолжил.

— О Боже, ты имеешь в виду ту, которая называется «Как делать ставки»? Она у меня дома. Тебе она срочно нужна?

— В общем, да. Ты обещал мне вернуть ее еще неделю назад. Она не моя.

— Богом клянусь, — сказал Фабиан, — она у меня дома. Слушай, ты вот что… жди меня здесь — я быстро смотаюсь домой и принесу ее тебе.

— Принесешь? Было бы хорошо…

— Ладно, жди меня здесь.

Фабиан направился к выходу и, машинально взглянув на себя в зеркало позади стойки бара, с ужасом увидел, что лента на его новой шляпе обвисла. Скрежеща зубами, он поспешно покинул паб и заторопился в лавку трикотажных изделий. Он ворвался туда с яростным воплем:

— Погляди на это! Нет, ты только погляди на это! Черт возьми! Я покупаю шляпу — не проходит и пяти минут, как она разваливается на части. В чем дело?

Перепуганный продавец внимательно изучил злополучную ленту.

— Мне очень жаль, сэр: здесь просто немного ослаб один шов. Мы сию же минуту приведем ее в порядок.

— Да уж, пожалуйста, — зловеще процедил Фабиан. Он достал из кармана дорогую сигару, картинным жестом зажег ее и принялся выдувать кольца синего дыма в лица всех, кто попадался ему на глаза. Продавец вернулся, держа шляпу в руке:

— Теперь все в порядке, сэр.

Фабиан едва удостоил ее взглядом.

— Ты что, думал, это так просто сойдет вам с рук? Так вот, заруби себе на носу: со мной такие номера не проходят.

— Да, сэр.

— Я знаю, это не твоя вина, но ты должен быть повнимательней.

— Да, извините, пожалуйста.

«Этот гад когда-нибудь явится? — думала Зои. — Господи, он вообще намерен возвращаться домой?»