
Онлайн книга «Большая и грязная любовь»
Дерганый сел рядом, попытался обнять, но я не далась. – Крис, – позвал он тихо. – Крис, успокойся… А блондин, названный Шоном, продолжал говорить: – Молодец ваш Шас, на правильных девочек западает. Если б не его метка, фиг бы вы девочку заполучили. Вот и не верь после этого в совпадения. – Это не совпадение, – сказал кто-то. – Это справедливость. Вознесенский принес слишком много горя. Шон от этой реплики отмахнулся. Уж что, а мнение подельников его не тревожило точно. – Надеюсь, метка Шаса уже отпала? – вопросил он. – Думаю, да, – выдержав паузу, ответил старший. – Такие метки не дольше лунного цикла держатся. При использовании зова выгорают почти сразу. – А уводили ее как? – По крышам, – это уже Вал встрял. – Тело человека, как выяснилось, способно на многое. – То есть? – Она метров на двадцать прыгнула. Перенапряглась слегка, но это лечится. – А говорил, даже не поцарапали. – В голосе синеглазого прозвучала высшая степень недовольства. – Ну так сам бы и воровал, – огрызнулся Вал. – Зачем? Это не я, это вы Глебушке отомстить вздумали. Это вы все не успокоитесь. – Теперь успокоимся, – заверила Катрин. – Как только эта тварь с голоду сдохнет, мы все раз и навсегда успокоимся. Ответом женщине стал громкий смех с механическим оттенком. Это Шон по видеосвязи веселился. – О, милая моя Катрин, ты не права! – отсмеявшись, заявил инкуб. – Точнее – не совсем права. Твоя месть на деле куда страшней, чем кража из холодильника. В гостиной повисла тишина, даже я всхлипывать перестала. – Глеб любит эту мышку, – сказал блондин. – Любит по-настоящему. Мое сердце… оно сальто совершило, тройное. Забилось так сильно, что захотелось придержать рукой. И только роль убитой, ничего не понимающей истерички не позволила это желание осуществить. – Вознесенский любить неспособен, – процедила Катрин. – Он урод. И этим все сказано. – Я тоже так думал, – отозвался Шон. – Но видишь ли… Я звонил ему во вторник, по нашим, по внутренним делам. Задал дежурный вопрос – как поживаешь, а в ответ получил… Шон! Я пропал! Я влюбился в женщину! Вторник – день, когда я отчет сдавала. И… Черт! Но ведь тогда Глеб еще не знал, что я умею не только отдавать, но и забирать. Он был убежден, что я обычная. – Врешь! – выпалила Катрин. – Выражения выбирай, – тут же посуровел блондин. – Говорю, Глеб ее любит. Любит! Я битый час его стенания по этой Крис слушал. Чтобы скрыть глупейшую из улыбок, пришлось взвыть и зарыться в рукав некогда белоснежного халата. И тут же услышать гневное: – Да успокойте вы ее! Рука Шаса легла на плечо, погладила успокаивающе. На попытку отстраниться оборотень отреагировал тихим рыком: – Крис, успокойся. Успокойся немедленно! Но я все равно отодвинулась. Потом забралась на диван с ногами и, подтянув колени к подбородку, затихла. За нашей возней явно следили, причем все. Разговор продолжился далеко не сразу. – Извини, Шон, – сказала женщина с почти бесцветными глазами. – Ты прав. Ты прав, а я нет. Вознесенский урод, но в то, что он влюбился, – верю. Недоуменная пауза длилась недолго. – Она светлая, – пояснила Катрин. – Мне Вальтез рассказывал. – Старший беседует с прислугой? – В голосе блондина звучала ирония, но женщину она не проняла. – Да. И с Лентяем тоже. – И что такого особенного рассказал наш старик? – Она светлая, – повторила Катрин. – Если бы Крис родилась одной из нас, она бы родилась элементалем Света. Вальтез сказал, в ней нет злобы и зависти, и всего остального, что мы так привыкли видеть в людях и друг в друге. Она не такая, как все. Чистая. – Ты называешь чистой девку, которая спала с инкубом? – возмутился кто-то. – Она чистая, – повторила Катрин убежденно. – Глеб не мог не влюбиться. Он урод, а уроды всегда к чистоте и свету тянутся. Желание возразить и высказать все, что думаю о самой Катрин, было задушено на корню. Просто тревожный колокольчик, интуиция да и банальная логика подсказывали – разговор не на нашем языке ведется. Ведь не может человек по имени Шон говорить без тени акцента, верно? А тот жест старшего из оборотней? Это же не просто так. Да и не стали бы при мне подобные вещи обсуждать, даже при условии, что умеют исправлять память. А я, увы и ах, переходов речи не различаю, и если заговорю, то не факт, что на том языке, на каком нужно. – Да, мы… тянемся к Свету, – усмехнулся блондин. – Извини, – пробормотала женщина. – Я не о тебе, о судье. Ну вот, кто о чем, а эти снова о своей обиде. – Вы сами нарвались, – отозвался синеглазый. – Это вы напали на стаю диких, не наоборот. Решение Глеба было справедливым. Тишина, повисшая в гостиной, была какой-то… горькой. – И ты туда же? – вопросила Катрин тихо. – А не боишься, что просто возьмем и убьем твой завтрак? – Не боюсь. Потому что тогда Глеб узнает, кто забрал девочку. – Ты тоже в этом участвуешь! – сорвался Вал. – Это вы предложили, не я. Снова тишина, но уже не горькая, а нервная. Черт возьми, только этого не хватало. Не хочу, не могу стать разменной монетой в этой сваре. Слишком глупо умирать из-за грызни похитителей и заказчика. – Нам всем есть за что мстить Вознесенскому, – сказал Шас примирительно. – Да, – не стал отпираться инкуб. – Что есть, то есть. Нет, они точно не на нашем языке говорят. Не может Шон знать такие языковые нюансы! А вот Вал на мировую идти не хотел. Видимо, слова о справедливости приговора за живое задели. – Девочка в любом случае не вечна, – процедил он. Но блондин остался невозмутим, как скала. Даже усмехнулся, причем громко. – Надеюсь, с ней вы этой гениальной мыслью не поделились? – И, разбивая недоуменную тишину, добавил: – Девочка будет жить столько, сколько понадобится. Хорошая охрана, пара ритуалов в столетие, и она не только вас, меня переживет. Кто-то тихо выругался и, кажется, сплюнул на пол. – Но-но! – усмехнулся Шон. – Лучше подумай о том, какую великолепную месть Глебу устроили. Только представьте, встретит свою милую мышку через пару веков… со мной. Не знаю, как оборотням, а лично мне тошно стало. А потом затошнило еще сильней, потому что блондин вздохнул и продолжил мечтательно: – Я ошибок Глеба совершать не намерен – девочка получит все и сразу. Горячо влюбленного принца, собственный замок у моря, цацки, деньги, почет. Прислуга уже приготовилась целовать ей пальчики и сдувать пылинки. Священник и свадебный фотограф тоже готовы. |