Онлайн книга «Гадюка в сиропе»
|
«…Собаки мастино-неаполитано дошли до нас с древнейших времен, почти не растеряв своих удивительных моральных и физических качеств. Еще в Древнем Риме животных этой породы использовали для охраны рабов. Принимали они участие и в гладиаторских боях, подчас на равных сражаясь со львами. Мощный скелет, железные мышцы, удивительная реакция делают из мастино-неаполитано отличных охранников и бойцов. В быту неприхотливы, в еде не капризны, любят хозяина, хорошо относятся к детям, дружелюбны к членам семьи. Но следует помнить: заведя дома мастино-неаполитано, вы получаете оружие. Собак данной породы нужно обязательно дрессировать. В ряде стран, например Франции, Италии, Германии, мастино, как питбуль, бультерьер и другие бойцовые породы, подлежат полицейской регистрации. Отдельные экземпляры, в основном кобели, достигают в холке высоты 1,45 см и веса около 90 кг. Купив мастино, вы никогда не будете бояться за сохранность своего имущества». Дрожащими руками я отложила календарь и уставилась на крохотного Рамика, с упоением жующего Лизины тапки. Боже! На морде щеночка четко обозначились морщины, готовые оформиться в складки, а шкурка, казалось, потемнела еще больше. И он неприхотлив в еде – третий день сметает все подряд, вчера даже апельсин сожрал с кожурой! И что мы будем делать, когда он вырастет до метра сорока пяти? Я-то едва-едва дотянула до метра шестидесяти и вешу всего сорок восемь килограммов. Господи, да мне придется на нем верхом на прогулку ездить! – Может, кормить его поменьше? – задумчиво спросила Лиза. – И тогда не такой вымахает. – Не знаю, – прошептала я. – Во всяком случае, сегодня же запрещу ему спать в моей кровати, а то привыкнет, и в конце концов на коврике у двери окажется не пес, а хозяйка. Пытаясь собрать воедино расползавшиеся мысли, я набрала знакомый номер и услышала: – Митрофанов у телефона. – У меня есть срочное сообщение. – Кто вы? – Романова, подруга Самоненко. – Приезжайте. На этот раз майор опять был не слишком любезен. Выслушав мой горячий рассказ о признаниях Ангелины, он сказал: – Отлично. И где Брит? – Ее убили, – тихо ответила я. На следователя новость не произвела никакого впечатления. – Вы отпустите Лену? – Почему? – изумился майор. – Как! Ведь Ангелина соврала. – И откуда это известно? – Ну я же только что говорила… – А через десять минут явится еще кто-нибудь и расскажет, будто Брит пошутила… – Но… – Вот что, уважаемая, – хмуро сказал следователь, – дружеские отношения с майором Самоненко еще не повод не давать работать мне. Ступайте, мы разберемся. – Отпустите Лену. – Идите, идите. Я обозлилась до крайности и выпалила: – Вам просто велели засадить Разумову, заказ дали. Ежу ясно, что она не виновата и кто-то просто пытается подставить ее! Митрофанов промолчал. Но короткая шея, торчащая из не слишком чистого воротничка рубашки, сделалась пурпурно-красной. Да он гипертоник и непременно заработает инсульт, если будет так злиться. – Вы уже все решили до суда, – продолжала я наседать на мужика, – даже головой подумать не желаете. Вы что, так уверены в том… – Уважаемая, – железным голосом произнес Митрофанов и нажал кнопку. Моментально раскрылась дверь, и в кабинет вошел милиционер. – Проводите гражданку на выход, – велел следователь. – Пройдемте, – сказал мент. – Вам это так не сойдет, – пообещала я. – Все равно я не успокоюсь, пока вы не освободите Лену, жалобу напишу министру. – Хоть господу богу, – хмыкнул Митрофанов. – Пройдемте, – настаивал сержант. – Не хочу. – Сейчас применю дозволенные меры, – пригрозил конвойный. – Какие, например? – полюбопытствовала я, усаживаясь поудобней. Митрофанов мерзко улыбнулся: – Вызову подмогу, и оформим вас на трое суток как хулиганку. – С места не сдвинусь. – А и не надо, на стуле оттащим. Поняв, что он не шутит, я встала и ледяным тоном произнесла: – Все равно я добьюсь правды. – Хотеть не вредно, – хмыкнул майор и приказал милиционеру: – За проходную выведи, чтобы по зданию не шлялась. По длинным извилистым коридорам в сопровождении сержанта я шла с гордо поднятой головой и сцепленными за спиной руками. Навстречу неслись мужики с папками, портфелями и пакетами. Один из них притормозил. – Лампа, тебя арестовали? Я узнала Леню и гордо произнесла: – Митрофанов велел вывести за проходную, но все равно я сумею доказать свою правоту. – Да уж, зная твой характер, думаю, Митрофанову мало не покажется, – хихикнул Ленька и убежал. Я проследовала на выход, чувствуя, как внутри булькает злоба. Сержант удостоверился, что я отошла метров на двадцать от проходной, и зашептал что-то дежурному, весьма невежливо тыча в мою сторону пальцем. Я двинулась к метро, в груди разгорался готовый вырваться наружу огонь – никогда, ни разу в жизни меня так не оскорбляли! Даже старик-профессор Лихтенборг, принимавший на втором курсе зачет по хору и заявивший: «Милочка, ставлю вам «удовлетворительно» лишь из сострадания. Но не подумайте, что жалею вас. Честно говоря, берегу свои уши. Поете, голубушка, как беременный крокодил». Даже Анна Ромуальдовна Фихт, преподававшая фортепьяно и регулярно подзывавшая меня в буфете словами: «Мальчик, принесите булочку. Ах, детка, извини, но ты так смахиваешь на юного Брамса!» Один раз я не утерпела и, зарулив в библиотеку, уставилась на гравюру композитора, но даже тогда не обиделась на Анну Ромуальдовну. В конце концов, старушка подслеповата… Даже когда вальяжный охранник в бутике «Валентино», окинув брезгливым взглядом мою серо-розовую китайскую курточку, надменно процедил: «У нас цены в долларах, и вообще дорого очень!» – было не так обидно. |