Онлайн книга «Катали мы ваше солнце»
|
– Князю васэму, Долбосвяту, – любезно известил грек. – Я те дам Долбосвята! – осерчал древорез. – Столпосвяту, а не Долбосвяту!.. Но тут пристань кончилась. Кудыка недовольно посмотрел на удаляющуюся высокую корму и, сердито ворча, пошел обратно. До кружала уже было рукой подать, когда из проулка, где белыми медведями [22] лежали огромные сугробы, навстречу Кудыке, тоже опираясь на кол, выбрался синеглазый красавец Докука. Полушубок, несмотря на мороз, как всегда, распахнут на широкой груди, русая бородка задорно приподнята. – Гляди-ка, жив! – подивился Кудыка, мигом перестав ворчать. – А я уж думал, поймали тебя вчера… Ты не в кружало? – В кружало, – с достоинством сказал Докука и, оглянувшись, озабоченно понизил голос: – А кто ловил-то?.. – Да все кому не лень! Оба двинулись в одну сторону, еле умещаясь вдвоем на узко протоптанной тропке. Кудыку разбирало любопытство. – Как же ты их обморочил-то? – А я дома не ночевал, – беспечно ответил Докука. – Где ж ты был? Красавец ухмыльнулся. – Так тебе все и скажи… – Да-а… – с некоторой завистью протянул Кудыка. – Верно говорят: в чужую жену бес ложку меда кладет… Но, кабы не суматоха вчерашняя, ох, брат, туго бы тебе пришлось… – Что за суматоха? – не понял Докука. Кудыка даже остановился. – Так ты что? Ничего еще не знаешь? – Да я же только проснулся, – пояснил тот. – Ну ты прямо как боярин спишь… – только и смог вымолвить Кудыка. – Чуть конец света не проспал!.. Солнышко-то! На полдня, почитай, запоздало! А поднялось – смотрим: мать честная! Опять четное!.. Докука недоверчиво запрокинул голову и прищурился. Однако днем пятен на солнышке не разглядишь. – Ладно врать-то… – буркнул он сердито. – Да чтоб мне печкой подавиться! – поклялся в запальчивости Кудыка. – А не веришь – давай людей спросим!.. Людей поблизости было двое. У ворот кружала стояли и орали друг на друга Плоскыня и Шумок. Глоткой Шумок был посильнее, зато в руках у Плоскыни имелся кол, которым он вот уже несколько раз на Шумка замахивался. – Волхвы позорные! – надседался Шумок, привычно пригибаясь в ожидании дрекольного тресновения. – Посох взял, оберегов на себя навешал – вот и волхв!.. О чем ни спроси – ничего не знает! Ты ему дело, а он про козу белу!.. – Ты волхвов не замай!.. – беспомощно тараща глаза, сипел Плоскыня, успевший сорвать в неравной сваре голос. На левой щеке красовались четыре глубокие запекшиеся царапины. – Ими наше ремесло стоит! Кому мы из дерева идольцев режем?.. Кто солнышку жертвы приносит? Много мы от них зла видели? Одно добро!.. – Вот-вот! Только о своем добре и печетесь! – поддел Шумок. Тут подошли Кудыка с Докукой. – Добро, добро, а ноги кривы, – лениво обронил Докука, с насмешкой глядя на Шумка. – Ноги кривы, да душа пряма! – не раздумывая, огрызнулся тот. – Берендеи! – воззвал к спорщикам Кудыка. – Вот, понимаешь, не верит… Подтвердите, что солнышко-то наше тресветлое… того… четное опять. – Было оно тресветлым, – сгоряча бросил Шумок. Древорезы опешили и воззрились на смутьяна. – А… какое ж оно, по-твоему? Шумок зловеще ухмыльнулся. – А сами сочтите… Нечетное – раз. Четное – два. Где ж тресветлое-то? Двусветлое получается. Волхвы вам голову морочат, а вы и верите! Эх!.. Правда-то, она, видать, прежде нас померла… – Ну ты не больно-то умничай! – обиделся Плоскыня. – Умней тебя в прорубь летали!.. И ничего. Только булькнули… – А хоть бы и в прорубь! – отвечал ему бесстрашный Шумок. – За правду-то!.. – Ну, до правды, брат, не докопаешься, – примирительно заметил Кудыка. – Докопаешься, ежели мозговницей потрясти! – заорал Шумок, срывая шапку и тыча в сильно прореженные слободским людом патлы. Нахлобучил снова и вскинулся на цыпочки, став при этом Кудыке по бровь, а Плоскыне с Докукой – по плечо. – Миров у нас всего сколько?.. Три. Верхний – Правь… – Шумок воздел мохнатые рукавицы к небу. – Средний – Явь… – Тут он почему-то указал на кружало. – И нижний – Навь [23] . – Притопнул по плотному насту. – Так? – Ну, так… – согласились, моргая, древорезы. – А жертвы кому приносим? – Солнышку… – Ну так, значит, капище-то [24] должно быть поближе к Прави. К небушку то есть… Где-нибудь на Ярилиной горе место ему. А оно у них где? В низине!.. А видели, куда они, волхвы-то, берендейки наши в бадьях спускают? Под землю, в черную дыру бездонную! В навий мир, в преисподнюю то есть… Так кому же мы жертвы-то приносим?! * * * Убивали Шумка долго и сердито – в три кола. Поначалу он еще катался по растоптанному снегу, все норовил отползти. Потом устал, закрыл голову мохнатыми рукавицами и обмер, при каждом новом ударе дергаясь и ухая нутром. А там и вовсе умолк. Убивать его стало скучно. Древорезы опустили дреколье, выругались, плюнули – и, переводя дух, снова двинулись к кружалу, злые и неудовлетворенные. У ворот стояли и посмеивались, глядючи на них, двое недавно, видать, подошедших храбров из княжьей дружины – в кожухах поверх кольчуг. – Чего ж не добили-то? – лениво упрекнул тот, что постарше и побровастее. – Оживет ведь… – Дык… – беспомощно сказал Плоскыня, оглядываясь на недвижное тело. – Несподручно в шубейках-то. А скинуть не догадались… Да и кола жалко. Обломишь об него кол, об живопийцу, а потом иди лешему кланяйся, чтоб новый позволил вырубить… – Это да… – раздумчиво молвил храбр. – Теперь не то что раньше. Раньше кол – тьфу, раньше из них, говорят, городьбу городили. А теперь – не-ет… – Может, замерзнет еще, – с надеждой предположил Докука. И тоже оглянулся. Шумок лежал горбом вверх и признаков жизни не подавал. Храбры запрокинули ряшки и жизнерадостно взгоготнули. – Мы его, мил человек, – весело объяснил тот, что помоложе (курносый, рыло – дудкой), – тоже вчерась дубинным корешком обошли. – А чего? – Чего-чего! Допек, вот чего… – Да нет, чего корешком-то? У вас же вон и железо при себе. Старший насупился, посуровел. – Железом – дело подсудное, – крякнув, глухо сказал он. |