Онлайн книга «Сталь разящая»
|
Лева перестал улыбаться. — Ты что, серьезно? — Левушка, это искусство. Кстати, кое‑кто уже сейчас набивается ко мне в клиенты… Его перебил Толик. — Нет, кому я завидую, так это Таароа, — признался он с горечью. — Полсотни человек под началом, а? И каких! Все здоровые, умелые, дисциплинированные… А тут послал бог трех обормотов! Этого из‑под зонтика не вытащишь, другой целыми днями на Сыром пляже формулы рисует… — А я? — обиженно напомнил Лева. — А ты яхту на рифы посадил! Последовало неловкое молчание. — Мужики! — сказал Федор Сидоров, откровенно меняя тему. — А знаете, почему племя Таароа не селится на нашем острове? Из‑за тупапау. — Из‑за Натальи? — поразился Лева. — Да нет! Из‑за настоящих тупапау. Мужики, это феноменально! Оказывается, наш остров кишмя кишит тупапау. Таароа — и тот, пока мне позировал, весь извертелся. Вы, говорит, сами скоро отсюда сбежите. Тупапау человека в покое не оставят. Вон, говорит, видишь, заросли шевельнулись? Так это они. — Не знаю, не встречал, — буркнул Толик, поднимаясь. — Не иначе их Наталья распугала… 7
В деревне было пусто. Проходя мимо своей крытой пальмовыми листьями резиденции, Толик раздраженно покосился на установленную перед входом медную проволоку. Ее петли и вывихи успели изрядно потускнеть за месяц, но в целом выглядели все так же дико. Сколько бы вышло полезных в хозяйстве вещей, распили он ее на части… Нельзя. И не потому, что Валентин заклинал не трогать этот «слепок с события», изучив который, якобы можно обосновать теоретически то, что стряслось с ними на практике месяц назад. И не потому, что Федор Сидоров узрел в ней гениальную композицию («Это Хосе Ривера, мужики! Хосе де Ривера!»). И уж тем более не из‑за Натальи, ляпнувшей однажды, что «скульптура» придает побережью некий шарм. Нет, причина была гораздо глубже и серьезнее. Племя Таароа приняло перекошенную медную спираль за божество пришельцев, и отпилить теперь кусок от проволоки‑хранительницы было бы весьма рискованным поступком. Толик вздохнул и, поправив одну из желтеньких тряпочек, означающих, что прикосновение к святыне грозит немедленной гибелью, двинулся в сторону баньяна, откуда давно уже плыл теплый ароматный дымок. Сосредоточенная Галка, шелестя местной юбочкой из коры пандануса, надетой поверх купальника, колдовала над очажной ямой. — А где Тупапау? — спросил Толик. Галка сердито махнула обугленным на конце колышком в сторону пальмовой рощи. — Пасет… — Чего‑чего делает? — не понял Толик. — Теоретика своего пасет! — раздраженно бросила Галка. — Вдруг он не формулы там рисует! Вдруг у него там свидание назначено! С голой туземкой! — Вот дуреха‑то! — в сердцах сказал Толик. — Ну ничего‑ничего… Найду — за шкирку приволоку! — Слушай, вождь! — Опасно покачивая колышком, Галка подступила к Толику вплотную. — Мне таких помощниц не надо! Сто лет мне снились такие помощницы! Я тебе серьезно говорю: если она еще раз начнет про свои страдания — я ей по голове дам этой вот кочережкой! — Да ладно, ладно тебе, — хмурясь и отводя глаза, буркнул Толик. — Сказал же: найду и приведу… И, круто повернувшись, размашистой петровской походкой устремился к Сырому пляжу. 8
Полукруг влажного песка размером с волейбольную площадку играл для Валентина роль грифельной доски. А роль фанатичной уборщицы с мокрой тряпкой играл прилив, дважды в сутки аккуратно смывающий Валентиновы выкладки. Иными словами, вся эта кабалистика, покрывающая Сырой пляж, была нарисована сегодня. Толик спрыгнул с обрывчика и, осторожно переступая через формулы, подошел к другу. — Ну, как диссертация? Шутка была недельной давности. Придумал ее, конечно, Лева. При звуках человеческого голоса Валентин вздрогнул. — А, это ты… А вот ему борода шла. Если у Левы она выросла слишком низко, а у Толика слишком высоко, то Валентину она пришлась тютелька в тютельку. Наконец‑то в его внешности действительно появилось что‑то от ученого, правда, от ученого античности. На нем была «рура» — этакая простыня из тапы [5] с прорезью для головы, а в руке он держал тростинку. Вылитый Архимед, если бы не головной убор из носового платка, завязанного по углам на узелки. — На обед пора, — заметил Толик, разглядывая сложную до паукообразности формулу. — Слушай, где я это мог видеть? — Такого бреда ты нигде не мог видеть! — И раздосадованный Валентин крест‑накрест перечеркнул формулу тростинкой. Тупапау, то бишь Натальи, нигде не наблюдалось. Толик зорко оглядел окрестности и снова повернулся к Валентину. — Да нет, точно где‑то видел, — сказал он. — А почему бред? — Да вот попробовал описать то, что с нами произошло, одним уравнением… Ну и, конечно, потребовался минус в подкоренном выражении. Толик с уважением посмотрел на формулу. — А что, минус нельзя… в подкоренном? — Нельзя, — безжалостно сказал Валентин. — Теория относительности не позволяет. — Вспомнил! — обрадовался вдруг Толик. — На празднике в деревне — вот где я это видел! Там у них жертвенный столб, поросят под ним душат… Так вот колдун под этим самым столбом нарисовал в точности такую штуковину. — Какой колдун? — встревожился Валентин. — Как выглядит? В перьях? — Ну да… Маска у него, татуировка… — Он за мной шпионит, — пожаловался Валентин. — Вчера прихожу после ужина, а он уравнение на дощечку перецарапывает… Определенно, Вальку пора было спасать. Переправить его, что ли, на пару недель к Таароа? Поживет, придет в себя… Гостей там любят… А Наталье сказать: сбежал. Построил плот и сбежал. — Эйнштейн здесь нужен, — ни с того ни с сего уныло признался Валентин. — Ландау здесь нужен. А я — ну что я могу?.. — Слушай, — не выдержал Толик, — да пошли ты ее к черту! — Да я уж и сам так думал… — А что тут думать? У тебя просто выхода другого нет! — Знаешь, а ты прав. — Голос Валентина внезапно окреп, налился отвагой. — Она же меня, подлая, по рукам и по ногам связала! — Валька! — закричал Толик. — Я целый месяц ждал, когда ты так скажешь! — А что? — храбрился Валентин. — Да на нее теперь вообще можно внимания не обращать! |