Книга Красивая [= Красавица ], страница 44 – Скотт Вестерфельд

— Но как же с системой безопасности? — спросил Фаусто.

— Я могу избавиться от тепла, излучаемого моим телом.

— Каким образом?

Зейн пнул ногой ведерко для шампанского.

— Подержу руку тридцать секунд в ледяной воде, и она станет холодной, как кусок металла.

— Да, но твоя рука — это все-таки не кусок металла! — воскликнула Тэлли. — И моя рука тоже! В этом вся проблема.

— Послушай, Тэлли. Я не прошу тебя первой сделать это.

Она покачала головой.

— Я вообще ничего делать не буду, Зейн. И ты тоже.

— Она права. — Фаусто смотрел на металлические зубья, торчащие из штамповочного стола, и их зеркальное отражение на крышке пресса. — Ты, конечно, молодец, крутую пасть соорудил, но совать туда руку — чистой воды безумие. Если просчитаешься хотя бы на сантиметр, пресс ударит по кости. Нам про это говорили на уроках труда. Ударная волна распространится вверх по руке, сотрясая и круша все на своем пути.

— Послушай, если выйдет промашка, мне все поправят, и я буду как новенький. Но промашки не будет. Я даже подготовил отдельный профиль для тебя, Тэлли, — сообщил Зейн и показал ей другую карточку памяти. — Ведь твой-то браслет меньше.

— Если что-то не получится, тебя не приведут в порядок, — тихо проговорила Тэлли. — Даже в городской больнице не смогут восстановить размозженную руку.

— Не размозженную, а разжиженную, — поправил ее Фаусто. — Твои кости расплавятся, Зейн. От удара они превратятся в кисель.

— Послушай, Тэлли, — сказал Зейн, наклонился и вынул бутылку шампанского из ведерка. — Мне тоже не хотелось этого делать. Но сегодня утром у меня был приступ, помнишь?

Он откупорил бутылку, пробка с хлопком вылетела из горлышка.

— Что-что у тебя утром было? — переспросил Фаусто.

Тэлли покачала головой.

— Нужно придумать что-то другое.

— Времени нет, — отрезал Зейн и сделал глоток из бутылки. — Ну что, Фаусто, поможешь мне?

— О какой помощи ты говоришь? — нахмурилась Тэлли.

— Крышку пресса можно опустить только двумя руками, — пояснил ей Фаусто. — Это тоже придумано для безопасности, чтобы никто нечаянно не проштамповал себя, сунув пальцы под пресс. Нужно, чтобы кто-то другой нажал на рукоятки. — Фаусто строптиво сложил руки на груди, глядя на Зейна. — На меня не рассчитывай.

— Я тебе тоже помогать не стану! — заявила Тэлли.

— Тэлли, — со вздохом проговорил Зейн, — если сегодня ночью мы не удерем из города, мне придется под этот пресс голову положить. Головные боли у меня теперь каждые три дня, и с каждым разом становятся все хуже. Нам надо уходить.

Фаусто нахмурился.

— О чем это вы говорите?

Зейн повернул голову и посмотрел на него.

— Со мной что-то не так, Фаусто. Вот почему нам надо бежать сегодня. Мы думаем, что мне могут помочь новодымники.

— Зачем они тебе нужны? Что с тобой не так?

— Не так со мной то, что я вылечился.

— Не понял?

Зейн сделал глубокий вдох.

— Понимаешь, мы приняли лекарство…

Тэлли простонала и отвернулась, понимая, что рухнул еще один барьер. Сначала Шэй, теперь — Фаусто. Еще немного — и все «кримы» узнают про лекарство. Но тогда тем более нужно бежать из города как можно скорее, с каким бы риском это ни было связано.

Тэлли с тоской перевела взгляд на женщину-стеклодува. Зейн продолжал объяснять Фаусто, что произошло с ними за последний месяц: лекарство, нарастающая просветленность, мучительные головные боли Зейна.

— Значит, Шэй была права насчет вас! — воскликнул Фаусто. — Вот почему вы теперь совсем другие…

Тэлли рассказала их историю одной только Шэй, но все «кримы» наверняка заметили перемены и гадали, что произошло. Всем хотелось обрести загадочную ясность мысли, которая появилась у Тэлли и Зейна. Теперь, когда и Фаусто узнал, что для этого достаточно всего-навсего принять капсулу с лекарством, возможно, идея Зейна сунуть руку под пресс уже не кажется ему совсем уж дикой.

Тэлли вздохнула. Может быть, не такая уж и безумная это затея. Ведь она сама, Тэлли, не далее как сегодня утром не решалась отвезти Зейна в больницу и торчала вместе с ним под дождем, теряя драгоценные минуты и рискуя его жизнью. А сейчас речь шла всего лишь о руке, а не о жизни.

Во рту у нее пересохло. Как сказал Фаусто? Что кости разжижатся?

Стеклянный пузырь на конце стеклодувной трубки увеличился и начал обрастать маленькими шариками, необыкновенно хрупкими на вид. Разбей их — и уже не склеишь. Женщина обращалась со своим произведением очень осторожно: бывают вещи, которые не починить.

Тэлли вспомнила Эза, отца Дэвида. Доктор Кейбл пыталась стереть его воспоминания, и эта процедура убила Эза. Сознание человека еще более хрупко, чем его рука. А ведь никто и понятия не имеет, что сейчас происходит у Зейна в голове…

Она опустила взгляд и посмотрела на свою левую руку в теплой перчатке, медленно согнула и разогнула пальцы. Хватит ли ей храбрости сунуть руку в металлические челюсти пресса? Может быть, и да…

— А ты уверен, что мы сумеем разыскать новых дымников? — спросил Фаусто у Зейна. — Я думал, их уже давно никто не видел.

— Уродцы, с которыми мы встретились сегодня утром, говорят, что дымники, скорее всего, вернулись. Есть кое-какие признаки.

— И они смогут вылечить твою голову, чтобы не болела?

Тэлли уловила в голосе Фаусто знакомые по опыту нотки: он словно бы проговаривал все вслух нарочно, чтобы убедить себя. Еще чуть-чуть — и он согласится включить пресс. И, если подумать, у них и правда не было выхода, кроме этой, пусть и жуткой, затеи. Где-то в лесной глуши, посреди руин, живут те, кто может вылечить Зейна, и если он не доберется туда, он погиб. И если выбирать между верной гибелью и риском потерять руку…

Тэлли обернулась и объявила:

— Я сделаю это. Я возьмусь за рукоятки.

Фаусто и Зейн изумленно уставились на нее, но Зейн тут же улыбнулся.

— Хорошо. Мне будет спокойнее, если это будешь ты.

Тэлли облизнула пересохшие губы.

— Почему?

— Потому что я доверяю тебе. Не хочу дрожать от страха.

Тэлли вдохнула поглубже и постаралась прогнать подступившие слезы.

— Ну… типа, спасибо.

Наступила тягостная пауза.

— Ты уверена, Тэлли? — наконец осведомился Фаусто. — Я могу взять это на себя.

— Нет. Это должна сделать я.