Онлайн книга «Жажда снящих»
|
Иногда ему казалось, что его судьбой руководит некий злой гений…. трам-пам-пам. Или бла-бла-бла, как говорят американосы. Хей, йо. What the fuck is going on. Какой мудак писал этот текст? И снова грёбаный стук в эту грёбаную дверь. Этот стук, мать вашу, шум, грохот, ненавижу, да хватит уже колотить, я и так уже почти сдурел от этого грохота! От всего этого грохота! – На х…! – уверенно заорал он, пытаясь удержать листки с партитурой в дрожащий руках. – Щас я выйду, мать вашу! Щас только приведу себя в ФОРМУ! – Родя, это я. Открой, пожалуйста. Листки посыпались на пол. Он никогда этого не хотел. – Как рука? Болит? Родион вздрогнул, отвёл взгляд от злой бабы на обложке «Современной работницы», уставился на свою руку. Бинт немного сполз, пальцы начинала точить далёкая тупая боль. – Не-а, – сказал он и неловко поправил повязку левой рукой. Алиса обогнула стол, присела на корточки, вздохнула. – Дай я… Пока она возилась с бинтом, Родион рассматривал пробор в её волосах. Белый-белый на фоне отросших тёмных корней, немного сальных, хотя она вроде бы не так давно мыла голову. У Алисы жирные волосы, хотя она предпочитает называть их «проблемными», и ей нужен какой-то особенный шампунь, на который у них, само собой, нет денег. Родион снова почувствовал мимолётный укол вины и тут же разозлился на себя. Сама виновата. Пошла бы с ним на Фабрику, как он звал. Там у неё был бы какой угодно шампунь. И косметика, и одежда, и красивая мебель… И даже большой белый рояль. С позолоченными педалями и фигурным пюпитром для нот. Её тайная мечта. – Ты никогда не думал, что можешь потерять работоспособность? – Алисин голос звучал ровно, но Родион слышал в нём затаенный страх. – На вашей Фабрике ведь не выдают пособий по инвалидности. И что тогда? – она перевернула его забинтованную руку ладонью вверх и уставилась на кончик бинта, выглядывающий из-под повязки. – Да ничего такого не будет. Это всё не так страшно, как ты думаешь. – Чем ты там занимаешься? – она понизила голос до шёпота, всё так же сидя на корточках у его ног и держа его руку в своей. Глаза у неё были как будто заплаканные. – Чем ты там всё время занимаешься? – Это промышленная тайна, – неловко пошутил Родион. С каждым разом придумывать новые шутки было всё сложнее и сложнее. Алиса закусила губу, поднялась. Стала собирать грязную посуду, гремя чашками о раковину. Родион видел, что она сердится, но молчал. Всё, что мог, он уже давно ей сказал. Он взял журнал, тупо полистал, разглядывая плечистых широкоскулых женщин, рекламирующих хозяйственное мыло и новейшие противозачаточные средства. Ребёнка они так и не завели. И, наверное, уже не соберутся – обоим за тридцать. Он-то ничего, но Алисе просто поздно рожать, к тому же она такая слабенькая, – может и не выдержать. Хотя, наверное, оно и к лучшему – они и вдвоём-то едва вытягивают. «Попросить ребёнка, что ли? Там», – мелькнула вдруг мысль. А что? Ему бы хотелось почувствовать себя отцом. Может, потом увидеть своего сына во сне. Это было бы… интересно. – Сыграй мне на пианино, – попросил он. – Эли-ис! – протянул он. – Ну а мы с такими рожами возьмём да и припрё-ёмся к Элис! – Родя, выйди, пожалуйста. Там публика ждёт. – Пошли они… – Так нельзя. Ты же подводишь всех. Можешь представить, какая будет неустойка, если ты сорвёшь концерт? – По хрен. Ты мне одолжишь. Немножко. Впервой, что ль? Она как будто заколебалась, потом покачала головой. – Родя, я… Я не смогу больше. – А? – Я уезжаю. В Рим. Мне предложили контракт… «L`Oreal». Они Клаудию Шиффер раскручивали. Я… такого шанса может никогда больше не представиться. Я попрощаться… пришла… – Ну и иди, – сказал он. Она закусила губу. Покачнулась, будто вот-вот упадёт. Вдруг развернулась к синтезатору, оставленному этим пацаном одноглазым, как его… Заправила белокурую прядку за ухо, взяла несколько аккордов, чисто и светло. – А я и не знал, что ты играешь. Пойдёшь ко мне клавишницей? Плачу натурой. Белокурая прядка выбилась из-за уха, скользнула по щеке. Алиса снова вздрогнула. Чёрт, да поставь ты уже эту джезву, с внезапной злостью подумал Родион. Ухватилась, блин, как за белый флаг. – Я не помню ничего, – помолчав, ответила Алиса. Сзади её волосы, большей частью светло-жёлтые, выглядели очень даже неплохо. Если б не тёмные корни, совсем хорошо было бы. – Ну, так уж совсем и ничего. Что-то должна помнить. – Да не помню я. – Ладно, кончай ломаться. – Да ну… Она поупиралась ещё немного, потом сдалась. Вытерла руки о фартук и пошла в комнату. Родион остался на кухне – рассматривать эту бабу на обложке и мечтать об Алисе-манекенщице. Из комнаты донёсся один нестройный аккорд, потом другой. – Оно такое раздолбанное! – громко пожаловалась Алиса. – Давай-давай! – крикнул Родион в ответ. – Всё равно у меня слуха нет. Она опять взяла аккорд, ещё один. Потом заиграла какую-то мелодию – медленную и очень грустную. Что-то громко звенело каждый раз, когда Алиса нажимала на педаль, и это ужасно мешало. Родион послушал немного, потом снова стал листать журнал. Педаль звенела и звенела, громко так, противно. У Родиона начала болеть голова. Алиса вдруг сбилась, после паузы попыталась продолжить, снова сбилась. Музыка смолкла, Родион облегчённо вздохнул. Он услышал, как захлопнулась крышка пианино, и положил журнал обратно на стол. Алиса вошла, виновато улыбаясь. – Я ж говорила, не помню. – Очень красиво, – сдержанно похвалил он и протянул к ней руки. Любовью они занялись прямо в кухне – Родиону почему-то не хотелось идти в спальню, видеть сейчас это пианино… Алиса не спорила. Когда они закончили, было уже без пятнадцати восемь. – Пойду я, – сказал Родион. Алиса молча возилась с пояском халата. Родион смотрел на неё какое-то время, а потом вдруг сказал: – Я рок-музыкант. Она вскинула голову. На её лице было такое изумление, что Родион тут же пожалел о своей несдержанности. Не запрещалось рассказывать о судьбе, которую ты выбираешь для двойника, но он как-то стеснялся признаться в своих амбициях. Даже ей. И, как оказалось, не напрасно. – Что?! – вид у Алисы был такой, словно он сообщил ей, что выступает в шоу трансвеститов. – Рок-музыкант! – Родион немного повысил голос, чтобы скрыть замешательство. Чёрт, не надо было даже заговаривать об этом. – Что тут такого? |