
Онлайн книга «Выстрел в Опере»
— А ну прекрати истерить! — прикрикнула Катерина, и без того протерпевшая Дашин крик подозрительно долго. — Что за разборки? — сбавила голос она, проклиная идиотку-певицу, но понимая: ссора, способная расколоть их Троих, им сейчас ни к чему. А потому: — Вини не ее, а себя, — хитромудро вывела старшая из Трех Киевиц. — Кто, собственно, мешал тебе отправиться в Прошлое с Машей? Бродили бы там с твоим Демоном вместе. Ты ж сама пожертвовала этой возможностью. Воскрешать голос тебе казалось важней. Вот вам и теория жертвы! Чем пожертвуешь, то и пожнешь. — Думаешь? Думаешь, он на меня из-за голоса?.. — Чуб почесала нос, вспоминая: «своего ума не вставишь… и все же попробую вам его одолжить… забудьте про голос». Выходило, что из-за голоса. Из-за того, что она думала про голос, а не про Город, в то время как Маша… Дашин нос зачесался еще сильней. Мысленно Катя стукнула Чуб по этому самому носу и повернулась к разведчице: — Отличная новость. Я правильно поняла? Достаточно нам заявить, что Демон нарушил Запрет, Суд гарантированно переносят. И нет проблем! — Достаточно выйти на Старокиевскую гору и прокричать: «Призываю Суд на Стоящего по левую руку». — Не надо на него призывать! За тридцать секунд Даша успела представить все, что сказал бы Демон не Маше, а ей, кабы она не упустила такую возможность. И теперь не хотела упускать Демона! — Я тоже не хочу его обвинять, — устало согласилась студентка. — Я тоже, — примирительно согласилась Катя с ними двумя. — До сих пор нам от него была одна польза. Я даже не понимаю, почему открывать правду слепым — такое уж преступление? Можно подумать, люди не знают про ведьм. — Люди знают про ведьм… — Маша дотронулась до своего лба. Лоб был мокрым, в испарине. Глаза болели. Смотреть на мир было больно. Но Знание, которое Маше все никак не давали сказать, разрывало сильнее, чем «Рать». — Но у людей нет наших знаний. Знание — вот что отличает ведьм от слепых. Само слово «ведьма» — происходит от «ведать». Слово «ответ» родилось из словосочетанья «от вед». То есть «от ведьм», которые знают все. И мы не хотим делиться нашими знаниями. Таков закон нашего мира. — Что ж, тем лучше, — кивнула Катя. — В крайнем случае… — Только не надо делать из моего Яна крайнего! — взбесилась Землепотрясная. — У нас есть твои ведьмацкие корни. Это верняк! Маша видела тебя в Прошлом. Я, правда, так и не въехала, чего это значит… — Я тоже. — Катя выжидательно посмотрела на Ковалеву. «Я — ведьма». Она была ведьмой — впервые Маша знала то, что, помимо нее, знает один Господь Бог. И ее Знание было ответом на мольбы миллионов слепых. — Это значит, — сказала она, — что вы поверите мне. Вы послушаетесь меня и согласитесь… Город зажег нам красный огонь и указал на Лиру. Лиру нашла Анна Ахматова. Но дело не в поэзии Анны и даже не в Лире. Демон все подтвердил. Но я и сама догадалась. Кылына же не шифром писала. Просто делала сокращения для удобства. «AAA не прольет, БД не пойдет, вор не будет, Ц остается». Вор — это Великая Октябрьская революция! БД — Дмитрий Богров, убийца Столыпина. Если 1 сентября 1911 года Богров «не пойдет» убивать Столыпина в оперный театр, революции не будет. Царь останется. Кылына вычислила, как отменить революцию! * * * — Демон сказал: она долго вычисляла. Очень долго. Он расшифровал не только сокращения, но и математическую часть. Там все учтено! Все, что должно произойти или не произойти, чтоб ее не было! Тайное Знание наконец вырвалось из Ковалевой, и остановить его силу больше не мог никто. — Кылына просчитала даже вариант спасения «Титаника», потому что если корабль не утонет, некий Герберт… Неважно, у нее не сошлось. Она просчитала даже вариант убийства царя — последнего, Николая II. — Так царя же и так убили, — заметила Катя. — Большевики расстреляли царскую семью тихо и тайно! А Кылына, напротив, просчитала очень жестокое публичное убийство царя, которое настроит народ против революционеров, — и пойдет как бы откат… Она проделала адский труд. И в результате высчитала — убийство Столыпина! — Так его же и так убили. Публично, — полувопросительно уточнила Катя. — А кто такой Столыпин? — с любопытством ляпнула Чуб. — Тот, который у Маяковского? — Тот-тот. Премьер-министр Николая II. — Екатерина Дображанская была образованной дамой. — О! Он — не просто премьер, — воспела Столыпина Маша. — Он — реформатор! Он буквально возродил страну после революции 1905 года. Он задавил революционеров. Он проводил земельную реформу. Он раздавал землю крестьянам! И большевики всерьез обсуждали на конференции, что если земельная реформа Столыпина пройдет успешно и все благополучно получат землю в частную собственность, сделать новую революцию будет невозможно… Столыпин собирался провести реформы и для рабочих! И для евреев. Будь он жив, он бы не позволил стране так бездарно ввязаться в первую мировую войну! Если б не он, первая мировая началась бы еще в 1908… [16] Но Столыпин считал: развязать войну — означает развязать силы революции! И правильно считал! Так и вышло, когда его не стало. Он говорил: «Дайте государству двадцать лет покоя, и вы не узнаете его». Он говорил: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!» Пять лет он был вторым человеком в империи после царя. Он был сильною, властною личностью. Он делал не карьеру, а дело. Когда я сдавала экзамен, я сказала: «Проблема Столыпина в том, что у него просто не было времени на тактичность». Поэтому его все ненавидели — и левые, и правые, и кадеты, министры, революционеры, Распутин… — Это нормально, — сказала знающая выпускница Глиэра. — Чем круче звезда, тем сильнее ее ненавидят. Вон Мадонну сколько людей ненавидит. — На Столыпина было восемнадцать покушений. Революционеры взорвали его дачу на Аптекарском острове. И он знал, что его могут убить в любую секунду. Но не боялся! Он писал… — Историчка закатила глаза и продемонстрировала великолепие памяти: — «Каждое утро, когда я просыпаюсь и творю молитву, я смотрю на предстоящий день, как на последний в жизни, и готовлюсь выполнить все свои обязанности, уже устремляя взор в вечность. А вечером, когда я опять возвращаюсь в свою комнату, то говорю себе, что должен благодарить Бога за лишний дарованный мне в жизни день. Это единственное следствие моего постоянного сознания близости смерти как расплата за свои убеждения. И порой я ясно чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы, наконец, удастся…» Когда в Киеве вскрыли его завещание, — присоединила она, — выяснилось, Столыпин заранее отдал распоряжение: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Потому он похоронен у нас, в Киево-Печерской Лавре. А на Крещатике, возле Думы, ему поставили памятник. А после революции памятник свергли… |