Онлайн книга «Звездолет "Иосиф Сталин". На взлет!»
|
Оставшаяся еще от прежних времен добротная дубовая дверь, ставленная еще прежним хозяином квартиры, каким-то камергером двора, и пережившая все смуты, налеты и перевороты этого века, уже не дрожала, а содрогалась под ударами каблуков. Протершийся за это время дерматин – когда-то благородно-черный, а теперь местами протертый до белесости не мог заглушить настойчивости неизвестного гостя, лупившего ногами в полированный дуб. – Кто? – сквозь зевок спросил Малюков. – Свои… Федосей вздохнул и отодвинул засов. Угадал. Дядя пришел. Поликарп Матвеевич Малюков. Этого не прогонишь. – Здравствуйте, Поликарп Матвеевич… Гость прямо в дверях троекратно, по-родственному, облобызал племянника и немножко потряс за плечи. – И тебе не хворать. Чего ты сонный такой? Он отодвинул племянника и по-хозяйски отправился в Федосееву комнату. Федосей зевнул еще раз, с подвыванием, с хрустом в челюстях. – Работа… – сказал он дядиной спине. В семи комнатах бывшей камергерской квартиры жили пять семей, и у Федосея тут имелась своя комната. Хоть и тесная, как готовальня или пенал, но – своя. Сам он уселся на кровать, кивнув дяде на табуретку. Тот основательно расселся, задвинув ноги в начищенных сапогах под койку. Одним взглядом обежав комнату, дядя понял, что племянник со времени их последней встречи так и не разбогател – то же солдатское одеяло на железной кровати, ситцевые занавески на окне, полуувядшая герань да полка с книгами, да стол. – А я тебе жаловаться пришел, – бодро сказал родственник. – Дал бы ты мне лучше поспать, дядя Поликарп, – угрюмо отозвался племянник, поглаживая мягкую кожу шлема. – Ага! Ты тут спишь, а у нас во дворе контрреволюция завелась. Федосей служил в ОГПУ, но, хорошо зная дядину склонность к преувеличениям, никак не отреагировал. – Какой-то контрик недобитый рабочим людям жить не дает. В сарае у себя так чем-то ревет, что стекла лопаются… – И что? – Так спать же невозможно! Так ревет! Каждую ночь ревет… Как же спать-то? Лучше б он про сон не говорил. Федосеева голова упала на грудь, но дядя был начеку – тряхнул племяша за плечо. – Эй, племянничек! Ты чего? – Ну, а в милицию не пробовал? – устало спросил Малюков. От возмущения Поликарп Матвеевич привстал. – Плевал он на милицию. Участковый, товарищ Фирсов, трижды приходил, только тот ему бумаги какие-то показывал. – Ну вот видишь – бумаги… – довольный, что нашелся повод отвязаться от родственника, сказал Федосей. – Раз бумага есть, значит, все правильно. Работает твой сосед над чем-нибудь нужным для Мировой Революции… Он почувствовал, что его уносит в сон, и не стал противиться этому. Все-таки два дня в засаде неспамши и нежрамши… Хорошо хоть не без толку. Взяли субчиков… – Да какие бумаги, Федосей? – гость стукнул ладонью по столу, заставив племянника вынырнуть из дремы. – Такими вещами надо на работе заниматься. Неужели у советского ученого места нет, чтоб на Мировую Революцию работать? Есть же лаборатории… Институты… А он – дома. В сарае. Знаешь, что это значит? – внезапно понизив голос, спросил он. – Что? – тоже машинально перейдя на шепот, переспросил племянник. – Что это – не советский ученый! Может быть, он на Польскую разведку работает? Малюков вздохнул. Спорить бесполезно. Характер у дяди, честно говоря, был сволочной. Это признавала вся родня. Так что проще что-нибудь сделать, чтоб успокоить родственника, чем препираться. А потом спать. Сутки… – Ладно. Чего ты от меня хочешь? – Не от тебя. Я хочу спать нормально. Если он работу на дом берет, то я отчего страдать-то должен? У меня смена пол-седьмого. Я на паровом молоте работаю! Тут его осенило новым аргументом. – А вот если б я домой паровой молот принес… – Что. Ты. От. Меня. Хочешь? – раздраженно повторил вопрос Федосей. – Приструни гада… – неожиданно мирно сформулировал дядя. – Поможешь? Федосей вздохнул еще глубже, словно хотел донырнуть до того места, где лежит сон, и выбросить его из головы… Задавив раздражение, он медленно кивнул, поймав себя на мысли, что, кивнув в следующий раз, он просто может не поднять голову. Уснет… Нет. Надо вставать, надо двигаться… Экономя трудовую копейку, прижимистый Поликарп Матвеевич хотел было отправить племянника до квартиры пешком, но Федосей возмутился и заставил дядю сесть в трамвай. Платить за проезд, правда, пришлось племяннику. Зато те пять остановок, что отделяли их от дядиного дома, он продремал, прижавшись к родственному плечу, а не разглядывая позолоченные поздней осенью клены на бульваре. Деревья провожали октябрьское тепло и готовились встретить ноябрьские дожди. Старинный четырехэтажный дом, построенный в начале века, смотрелся крепко, но обшарпанно. Обычное для столицы дело – вместо стекол в подъездной двери – фанера, на лестничных площадках искуренные до крайности папиросные гильзы. Федосей потянул носом. Хорошо хоть пахло не кошками, а сырым деревом. На втором этаже дядя ткнул пальцем в дверь. Проверяя на месте ли удостоверение, Федосей коснулся кармана гимнастерки и требовательно застучал. Ответили не сразу, но неожиданно. – Кто там? Никаких дыр в двери не было, но Федосей мог поклясться, что их внимательно разглядывают. – ОГПУ. Откройте. Федосей подмигнул дяде, который, ухмыляясь в предвкушении торжества справедливости, стоял рядом. Хоть и без ордера на обыск и без сопровождающих ничего, кроме как просто поговорить с жильцом, он не мог, но ведь не где-нибудь работал, и удостоверение имел, и знал, как обыватель к этим четырем буквам относится… А вот у жильца реакция оказалась отнюдь не обывательской. Дверь, к счастью, оказалась не толстой, так что щелчок взводимого револьвера Федосей успел услышать и оттолкнул мстительно скалившегося дядю в сторону. Бах! Бах! Бах! Брызнули щепки. Дырки в двери легли наискось. Стрелок там оказался с опытом. Бил так, чтоб наверняка кого-нибудь зацепить. И зацепил бы, если б не острый слух Федосея. Грохнувшись спиной на ступени, дядя взвыл от боли. Уходя в сторону, Федосей потянул наган из кармана, но стрелок не стал ждать. Ударом ноги распахнув дверь, шумный сосед прямо по упавшему навзничь дяде пробежал наверх. Дядя снова взвыл, но уже от обиды. – Стой! Двумя прыжками сосед взвился вверх и ушел в мертвую зону, прикрывшись лестничным маршем. Мелькнул – и пропал. Сон с Федосея как бритвой срезало. Он наклонился над дядей. – Чердак есть? Хлопавший глазами дядя только кивнул. Не ожидал он такой прыти от соседа. |