Онлайн книга «Сокровища Валькирии. Птичий путь»
|
– Наконец-то вспомнил меня вершитель судеб. Активизатор топлива не действует? Верно? – Какого топлива? – Солариса… – Ничего не знаю… Рот закрой. В переулке, по-прежнему не оборачиваясь, она распахнула заднюю дверцу машины. И только сейчас Сколот заметил несоответствие: ноги у женщины были длинными и стройными, а ступни – маленькими, детскими и обуты, несмотря на теплую погоду, в ботинки на плоской подошве. Он сел и получил приказ: – В затылок смотри! И ни о чем не думай. – Как тебя зовут? – не унимался Сколот. – Пора бы познакомиться. Спасительница была старше, может, года на два, однако взирала на него с неким возрастным превосходством. – Зазноба, – бросила она. – Нравится? – Звучит как прозвище. – Это теперь имя мое. Ну всё, лишенец! Замри. Сколот замолчал, уставившись в увенчанный затылок, но остановить мысли не смог: в ушах завис крик Роксаны, перед глазами, на фоне серебряного гребня, парил ее полубезумный образ. И такой она походила на Белую Ящерицу… Зазноба вывела машину из переулка, манипулируя рулем и тормозами так, что Сколота мотало по сторонам – руки все еще были скованы за спиной. Далее он уже не замечал дороги; впрочем, и не старался делать это, все более испытывая неприязнь к своей спасительнице. Казалось, они безостановочно едут по какому-то кругу, все время поднимаясь в гору, и солнечный свет так же кружит вслед за ними, отчего со всех сторон печет голову. Наконец вроде бы поехали прямо, по крайней мере Сколота перестало заваливать на один бок, и теперь нестерпимо палило затылок. Он попробовал переместиться на сидении, чтобы спрятаться от солнца за стойку кузова, но не удалось. На миг он оторвал взгляд от гребенки и различил сумерки, синеющие за стеклами, – солнце давно зашло, машина неслась каким-то пыльным проселком, по сторонам был совсем не весенний, серо-желтый пейзаж, напоминающий всхолмленную пустыню. Стараясь перетерпеть боль, он закрыл глаза и очнулся от тишины – вездесущий крик Роксаны, притягивающий воображение, пропал, и вокруг теперь мелькал чуть зеленеющий лес. – Куда мы едем? – спросил Сколот. – В одно очень надежное место, – бесцветно отозвалась Зазноба. – Но мне надо в музей Забытых Вещей, в Великий Новгород! – Туда путь заказан. – Тогда я останусь в Москве! – Довольно, твои концерты в переходе окончены. И точку заняли. – Почему у меня болит голова? Она усмехнулась: – Солнцем напекло. – Я знаю, ты – Дара, – определил Сколот, – и тебя прислал Стратиг. – Сама пришла, никто не посылал, – не сразу призналась она. – Можешь считать меня своей поклонницей. Все время ходила слушать твои песни… Рядом вертелась, деньги бросала, смотрела на тебя – хоть бы раз внимание обратил. Всё куда-то мимо смотрел… И гребня я не дождалась… Он видел лишь ее затылок. – Откуда же у тебя венец? – спросил мрачно. – Ты все еще ждешь ту, которой дарил? – Сейчас уже не жду… Где взяла гребень? – Купила… Но не по цене уличной бижутерии. Как эксклюзив. – Неужели тебе его… продали? – Представь себе! Или ты так и не осознал, в каком мире жил все это время?.. Не дождалась и купила, чтоб ты наконец меня заметил. И ты снизошел. – Как она выглядела? Та, у которой купила? – Ты всех запомнил? – Она поймала его взгляд в зеркале. – Наверное, по прическе, да?.. И у этой были длинные, распущенные волосы, восхищенный взгляд и восторженный голос. Особенно когда получила всю сумму наличными и в долларах… Сказать имя? – Я не спрашивал имен, – пробурчал Сколот. – И еще у нее был заразительный смех. Когда рассказывала, как некий лох в переходе на Пушкинской преподнес ей серебряный венец. Сам того не зная!.. Это она так подумала. – Смеялась надо мной? Дара в ответ надменно улыбнулась: – Если бы ты видел, как веселилась та, которой ты подарил золотой! Правда, только поначалу… – Веселилась – это как? Тоже смеялась? – От счастья. Рассказывала, как ты расчесывал ей космы. А ей хотелось большего… Не оценила! Он тяжело замолчал от ее беспощадного голоса. Машина остановилась среди сумрачного, вечернего леса, почти упершись бампером в деревья – дорога кончилась. – Выходи, приехали! – весело объявила Зазноба и впервые обернулась – Сколот узрел пристальные, совсем не молодые ее глаза. – Что ты с ней сделала? – с вызовом спросил он. Зазноба устало откинулась на спинку сиденья. – Твоей… возлюбленной сейчас хорошо. Я всего лишь исполнила ее мечту – сделала счастливой. – Она же сошла с ума! – Тебе ее жаль? – Верни ей рассудок. – Чтобы снова стала врагом? И утверждала, что ты ее изнасиловал?.. А так она будет жить и вспоминать, как однажды была обожествленной девой и ты расчесывал ей волосы золотым гребнем. Об этом, кстати, мечтают все женщины… – Тогда и меня сделай безумным, – попросил он и подставил голову. – Я пыталась надеть на твою голову обруч, – вдруг призналась Зазноба, – и лишить памяти… Мне это не удалось. Сколот выбрался из машины – кругом тихий вечерний лес, и уже кричит ночная птица… – Смирительную рубашку снять можешь? И глаза развязать? – Нет. Кто обряжал, тому и снимать. – Ну хотя бы наручники? Она зажала в ладонях замки, подержала немного и, легко сняв оковы, зашвырнула их в траву. – Дальше пойдем пешком. Иди и смотри мне в затылок. – И засеменила вверх по склону. – Это чтобы я не запомнил обратной дороги? – с ухмылкой спросил Сколот. – Чтобы не упал и не свернул себе шею… Под кронами и в самом деле было по-ночному сумеречно, к тому же лес оказался сильно захламленным и каким-то не весенним: старые ели перемежались соснами, а редкие лиственные стояли еще голыми, и под ногами шуршал пересохший мох. Где-то на середине подъема Сколот на минуту отвлекся от светящегося в темноте венца и в тот же миг рухнул лицом вниз, запнувшись непонятно обо что. Удара он не ощутил, впрочем как и боли, однако Дара остановилась и подала ему бумажную салфетку: – Вытри кровь. – Где кровь? – спросил он. – Да ты лоб себе расшиб. Сколот вытер и узрел на салфетке широкий кровяной мазок. – Странно… |