Онлайн книга «Две зимы и три лета»
Они шли по проспекту Павлика Виноградова и молчали. Люди — нету спасенья от людей. Спереди, с боков, сзади. Солнце шпарит в глаза. И Дунярка губы закусила — будто удила у нее во рту. Он заговорил первый: — А ты настоящей горожахой стала. Смотри-ко, все на тебя заглядываются. — Это на тебя, — не поднимая головы, сказала Дунярка. — Почему на меня? — А здесь любят, когда по улице ряженые ходят. — Ты о моей шапке? — Михаил остановился. — Ну хочешь, я заброшу ее к чертовой бабушке? — Не говори глупостей. Рассказывай лучше, как там мама, тетка? Приноравливаясь к ее четкому, упругому шагу (красиво она шла, гвозди забивала, а не шла, — недаром все мужики пялили на нее глаза), он стал рассказывать о матери, о Варваре, затем, чтобы доставить ей удовольствие, сказал: — А ты, между прочим, шибко стала смахивать на свою тетку. Ей-богу! Расчет его оказался безошибочным. Густой румянец расплылся по Дуняркиной круглой щеке. — Ну уж и на тетку, — сказала она с неожиданной застенчивостью. — Тетка у нас красавица. Куда мне. Он сразу воспрянул, снял с головы шапку. — Догадался-таки, — улыбнулась Дунярка. И он улыбнулся ей. Ну с чего он взял, что она стыдится его? Ведь вот же зацепил ее самолюбие, и все вернулось к старому. И это не беда, что она постоянно задирает его. Не спи! Такие шикарные девахи лопоухих не любят. Дунярка насмешливо повела бровью. — Ты в цирке бывала? — спросил Михаил, окончательно решив взять инициативу в свои руки. — Тоже спросишь! В городе живу — да в цирке не бывала. — Давай сходим в цирк? — Цирка еще нету. Он у нас приезжий. — Жалко. Ну тогда вот что — пойдем в ресторан? — Давай лучше в садик, — сказала Дунярка. В садик? Да, они стояли у входа в березовый садик. И этот маленький садик, эта солнечная березовая благодать, так неожиданно сменившая шум и грохот большого города, рассеяла последние остатки того тягостного отчуждения, от которого ему было не по себе с самого начала их встречи. И Дунярка стала прежней, пекашинской. И, садясь на белую пустую скамейку в дальнем углу садика, она сказала: — А правда, здесь хорошо? — Ага, — ответил он и вдруг приглушенным голосом добавил: — А помнишь, мы тогда на клеверище у реки сидели? Похоже. У нее удивленно выгнулась бровь, затем она скачала: — Да, вот и мы с тобой выросли. Мне уже девятнадцать. Старая дева. — И рассмеялась. — Ждут тебя, — сказал Михаил. — Анфиса Петровна зимой еще на собранье говорила: «Не тужите, говорит, бабы, — скоро свой агроном у нас будет». Дунярка задумчиво сковырнула носком туфли старый березовый лист, влипший в дорожку. Тонкий городской чулок заиграл на солнце. — Да, вот что, — вспомнил он. — Тетка твоя чулки просила купить, и с этими… как их… с резинками. Как хошь, а выручай. Я в этом деле, сама знаешь… Дунярка поджала ноги. — Дурит тетка. — А чего? Пускай наряжается. Она у нас любую девку еще заткнет за пояс. — Чулки-то здесь не растут на березах. — Ну уж ты не считай нас за нищих. Кое-что имеем. — Михаил хлопнул по оттопыренному карману штанов, затем откинулся на спинку скамейки, сказал, мечтательно скосив глаза: — Эх, жалко, что у тебя еще экзамены, а то бы вместе домой поехали. — Не знаю… В голосе Дунярки ему послышалась неуверенность. Работа будущая страшит? — А чего знать-то? Агрономь! Зря тебя, что ли, учили? Дунярка резко тряхнула косами. В черных зрачках ее белыми точками запрыгали березы. — Ну положим… меня учили? Училась-то я сама. Знаешь, как я жила? И нянькой была, и донором была, и полы мыла… — А ты думаешь, у нас рай был? — Чудак, — усмехнулась Дунярка. — Да я ничего не думаю. Понимаешь… — Она покусала губы. — У меня тут один лейтенант знакомый есть… Замуж зовет… Как думаешь? Идти? Он с первой минуты косился на маленькие граненые часики на металлической цепочке, которые красовались на ее смуглой полной руке повыше запястья, и все никак не мог понять: откуда? где взяла? А теперь наконец понял. И он сказал глухо: — Иди… Первыми упали в огонь берестяные корочки, потом платочек. Егорша, как истый лесоруб, моментально проснулся. Привстал, повел носом. — Паленым пахнет — не горим? — Нет, — сказал Михаил, — я это тряпку сжег. — А, так, — сказал Егорша и снова лег. — Егорша? А, Егорша? — немного погодя позвал Михаил. Егорша не откликнулся. Егорша спал. У него была поразительная, прямо-таки счастливая способность засыпать сразу. 3 Со сплавом, как и думал Михаил, ничего не вышло. Анфиса Петровна и слушать не захотела, когда он заикнулся об этом. Нет и нет. — Почему нет? — заартачился было он. — Егоршу небось отпускаешь. Чем он лучше? — То Егоршу, а то тебя. Без Егорши-то мы проживем, а без тебя… не знаю… Верно, верно говорю, Михаил… — И тут она еще сказала: — Потерпи маленько. Больше терпели. Всю войну вместе прошли — давай уж до фронтовиков дотянем. И он сдался. Кто-то должен же ковыряться в земле. Ведь за время войны где только не распахали залежи да пустоши. А потом — надо правду говорить выручала их Анфиса Петровна в войну, крепко выручала. Да если бы не она, Анфиса Петровна, им бы и избы новой не видать. Это она первая сказала: «Михаил, ставь избу». И на неделю согнала людей — всех, у кого хоть мало-мальски топор в руках держится. Вот так и не удалось ему начать новую жизнь, о которой столько они говорили с Егоршей нынешней весной. И он опять пахал, сеял, ставил изгороди. За этой работой как-то незаметно наступило лето. Дружно, словно наверстывая упущенное время, полезла молодая трава. Распустился кустарник. И уже комар начал оттачивать свое жало на лошадях и пахарях. По утрам его будили журавли. С повети, где он теперь спал с братьями, хорошо были слышны их позывные, когда на восходе солнца они летели с пекашинских озимей на заречные болота. За неделю тяжкой работы Михаил высох и почернел, как грач. Он сжег Дуняркин платочек, железный обруч набил на сердце, но куда деваться от памяти? Шагая за скрипучим, вихляющим плугом, переезжая с одного поля на другое, он постоянно натыкался на места, напоминавшие о ней. То это был Попов ручей, где он вызволял заплаканную Дунярку с Партизаном, то Абрамкина навина — тут Дунярка стыдливо сунула ему вышитый платочек, то старое клеверище у реки, где они сидели на жердях в тот душмяный вечер… |