Книга Стая, страница 46 – Аркадий Адамов

— Нет, брат, не все ты рассказал. И лучше-нам от тебя все узнать, чем от него.

— Его сначала поймать надо,— многозначительно заметил Розовый.

— И поймаем. Когда к Гале придет.

Это было так неожиданно, что Розовый рывком поднял голову и растерянно посмотрел на Бескудина. Тот усмехнулся.

— Ну, чего смотришь? Ведь придет?

И Розовый машинально подтвердил:

— Ага.

Но тут же, придя в себя, украдкой бросил тревожный взгляд на часы, висевшие на стене.

От Бескудина не ускользнул этот взгляд. «Неужели он знает, когда тот придет к ней?» — обеспокоенно подумал он.

— А когда придет?

— Почем я знаю.

— Знаешь. Не мешай нам, Николай, не мешай. Лучше помоги. И не жалей его. Он много бед причинить может. И мы его все равно возьмем. Тогда он тебя жалеть не будет. Тут товарищества никогда не было, нет и не будет.

Низко опустив голову, Розовый неожиданно всхлипнул.

— Нужен мне такой товарищ, как же...

Допрос продолжался.

Бескудин, не повышая голоса, расспрашивал Розового о его жизни, об отце, о матери, о знакомых, о работе на заводе.

Розовый отвечал охотно, почти весело. И тогда превращался в самого обычного, неглупого, хотя и плутоватого парня. «Вот таким бы ему и быть всегда,— думал Бескудин.— Семья, родители изгадили. Все от них пошло...»

С минуты на минуту он ждал возвращения Панова или хотя бы звонка от него. Но время шло, а Панов не появлялся. Бескудин все больше начинал беспокоиться. Что же такое сообщила Виктору та девчонка, что случилось?

— Ну, Николай,— сказал он,— ты мне все-таки скажи, когда он должен быть у Гали, сегодня?

Розовый снова скользнул глазами по часам и утвердительно мотнул головой.

— Сегодня.

И Бескудин, невольно удивившись легкости, с какой тот внезапно ответил на его вопрос, вдруг понял, что со-верщил промах. Ведь Харламов снова взглянул на часы!

Действовать надо было немедленно, и Бескудин прервал допрос.

Через несколько минут оперативная группа во главе с Устиновым уже мчалась на знакомую привокзальную площадь.

С самого утра Галя была необычно взвинчена, грубила покупателям, все валилось из рук. Она зло отшвырнула ногой просыпавшийся компот, а когда разорвался пакет с апельсинами, чуть не расплакалась.

Стычка с Карцевым еще больше взвинтила ее, и, когда они с Раечкой ушли, Галя остервенело пробормотала им вслед:

— Поубивать бы вас всех к чертям!

Она с таким мрачным видом отпускала товар и цедила слова, что один старичок покупатель добродушно заметил:

— Эх, тебе бы, дочка, еще улыбку, не было бы краше невесты, ей-богу.

— Пусть вам старуха ваша улыбается. Улыбки ему еще подавай,— взорвалась Галя и швырнула ему пакетик с черносливом.

Старик, опешив, только покачал головой.

А немного времени спустя за ее спиной скрипнула дверь, и Галя испуганно обернулась.

В палатку, нагибаясь, вошел Гусиная Лапа, в расстегнутом пальто и мятой, старой ушанке, на бычьей шее болталось кашне. Он по-хозяйски усёлся в углу палатки, расставив здоровенные, облепленные снегом валенки, и без всякого вступления объявил, как о чем-то давно решенном:

— Завтра двигаем, Галюха. Собирай манатки.

Галя, что-то отвешивая, метнула на него испуганный взгляд и дрогнувшим голосом ответила:

— Ты что, ошалел? Куда это я поеду с тобой?

— А чего? —одним ртом усмехнулся Гусиная Лапа, а маленькие, припухшие глазки смотрели по-прежнему холодно и настороженно.—Здесь паленым что-то потянуло. Потому сегодня все и летит. И тикать надо. На юг махнем.

— Сам и поезжай.

— Не-е. Передумал я. С тобой поеду. Больно ты мне приглянулась, кралечка моя. Я тебя там в шелк и бархат одену, королевой будешь...

— Не поеду,— сдавленным шепотом произнесла Галя, чувствуя, как от страха замирает и падает куда-то сердце.

— Поедешь. А не то... другому тебя не отдам, запомни.

— Я тебя лучше ждать буду.

Покупателей в этот момент не было, и Галя, захлопнув окошечко, повернулась к Гусиной Лапе, но приблизиться не решилась. Ей вдруг показалось, что он сейчас схватит ее, начнет душить, и она невольно взглянула на его руки. И тот, перехватив ее взгляд, снова усмехнулся, потом молча вытянул правую руку с растопыренными короткими пальцами. Галя увидела вытатуированный на ладони знакомый кулак с выразительно сложенными тремя пальцами и коряво выведенное слово «выкуси».

— Поняла? — продолжая усмехаться, с угрозой спросил Гусиная Лапа.— И все. Вот так, королева.

— Но ведь на работе я,— пробормотала Галя.— И мама и дом...

Гусиная Лапа нагнулся к ней и с силой ударил кулаком по колену.

— Все побоку. Новую жизнь начнем.

Галя отрицательно покачала головой. Говорить она не могла, комок подкатил к горлу. И шевельнуться не могла, так и продолжала стоять, опершись руками о прилавок.

Тяжело поднявшись, Гусиная Лапа надвинулся на нее, взял за плечи и шепотом выдохнул:

— Завалю, а никому не отдам, понятно?

Галя сразу привычно обмякла в его руках, мелко-мелко задрожал подбородок, и она до боли закусила губу, чтобы не разрыдаться. Потом тоже шепотом спросила:

— Ну, куда же мне завтра?..

Ей стало вдруг все безразлично, все на свете. Ехать так ехать, и все равно куда...

Гусиная Лапа посмотрел на нее как-то по-особому пристально, изучающе, будто впервые увидел такой, потом задумчиво произнес:

— Может, завтра, а может, ц не завтра. Человек один от меня придет. Все скажет. Вот так, Галюха. Так-то оно вернее будет.

Потом он ушел. А Галя все стояла у прилавка в каком-то странном оцепенении, и только чей-то нетерпеливый голос за окошечком заставил ее пошевелиться.

Женщина просила взвесить ей апельсины.

На привокзальную площадь Виктор приехал вместе с Пашкой на его машине.

— Я здесь сойду,— сказал он.— А ты двигай прямо к палатке.

Пашка кивнул головой и притормозил. Виктор вылез из машины.

Он прошел по тротуару от угла до продуктового магазина и обратно, потом остановился перед щитом с газетой. Уже смеркалось, и читать было трудно, да и сосредоточиться не удавалось. Мысли лихорадочно кружились вокруг событий этого дня.

В это время кто-то дотронулся до его плеча. Виктор обернулся. Перед ним стоял Глеб Устинов.

— Ты откуда взялся? — удивленно и обрадованно спросил Виктор.

— В сторожа нанялся,— с обычной ленцой ответил Устинов и даже зевнул.— Палаточку тут одну стерегу с ребятами. Вот уже...— он отдернул рукав и взглянул на светящийся циферблат часов,— минут сорок, пожалуй.