Книга Стая, страница 64 – Аркадий Адамов

Кепка на нем была лихо сдвинута набок, воротник пальто поднят, кашне небрежно болталось на голой шее, потому что ворот рубашки был расстегнут и верхняя пуговица оторвана. На одном из передних зубов у Виктора сейчас блестела золотая коронка, придавая ему совсем уже какой-то хищный и наглый вид.

Галя улыбнулась.

— Ой, я прямо смотреть на вас не могу.

— «На тебя», Галя, «на тебя»,— строго поправил ее Виктор и заговорщически подмигнул.— Ну, потопали.

И он решительно толкнул калитку.

Поднявшись на крыльцо, они долго звонили, потом Виктор раза два что есть силы стукнул в обитую старым войлоком дверь.

Наконец за дверью послышались шаги и густой, не то мужской, не то женский голос сердито спросил:

— Ну, чего дверь ломаешь? Кого надо?

— Тебя надо. Не достучишься тут до вас!

Видимо, этот дерзкий ответ пришелся по вкусу: дверь стали торопливо открывать, зазвенела скинутая цепочка, проскрипел засов, щелкнули какие-то замки.

На пороге появилась громадная, толстая старуха с оплывшим лицом, за сильными стеклами очков настороженно смотрели круглые, совиные глаза.

— Приветик,— нахально осклабился Виктор, переступая через порог.— Петр велел поклон передать.

В этот момент старуха заметила Галю. Настороженность исчезла с ее лица, и она суетливо всплеснула руками.

— Ох, кралечка наша приехала! Да проходите, проходите, гостями будете.

Но Виктор подметил в ее голосе какой-то испуг.

Они прошли в большую темноватую комнату, и старуха зажгла прямую, как свеча, лампочку на столе под глухим абажуром.

Кивнув на широкую кровать, стоявшую в глубине комнаты, она сказала:

— Верхнюю зажигать не буду, мой там спит. Совсем хворый уже. Скоро хоронить будем.

— На поминки приедем,— весело ответил Виктор.— А пока по случаю встречи.

Он вытащил из внутреннего кармана пальто бутылку водки, а из наружных—две банки дешевых консервов.

У старухи заблестели глаза.

На столе мгновенно появился хлеб, тарелка с солеными огурцами и другая с капустой. Старуха налила Виктору, затем себе полный стакан, потом тяжело перегнулась к Гале и стала лить медленно, словно ожидая, когда ее остановят. Галя поторопилась задержать ее руку.

Пила старуха со смаком, короткими, жадными глотками, после каждого вытирая рукой губы. На отвислых щеках у нее проступил румянец, глаза маслено блестели за выпуклыми стеклами очков.

— Петр велел кое-чего из барахла прихватить,— сказал Виктор.— Все у тебя цело?

— А как же! Все как есть. Хороню, милый, хороню.

— Где хоронишь-то?

— Где надо, милый, там и хороню.

— Ох, попортишь, смотри тогда,— строго сказал Виктор.

— Это я-то попорчу? — Старуха, видно, обиделась не на шутку, и румянец на щеках стал багровым.

— Ты-то. Кто же еще.

— Ну гляди, раз так. Гляди сам. Пошли в сарай.

Сопя, она выползла из-за стола, ее слегка покачивало.

— Я вас тут подожду,— неуверенно сказала Галя.

— Сиди, моя кралечка. Сиди, хорошая,— растроганно проворковала женщина и, надвинувшись, смачно чмокнула Галю в щеку.

Вернулись они довольно быстро.

Старуха тут же устремилась к столу и взялась за недопитую бутылку.

— Ах, с морозца-то как хорошо согреться. Как хорошо.

Словно и выходила-то она лишь для того, чтобы иметь новый повод для выпивки, не осрамившись перед гостями.

— Ты погоди,— остановил ее Виктор, обеспокоенный принятым ею темпом.— Сначала вот чего скажи. Письмо твое в Москве получено. Парень где?

Глаза старухи испуганно забегали.

— Нету его.

— То есть как это «нету»?—забывшись, взволнованно переспросил Виктор.— Что с ним?

Но старуха, к счастью, не заметила его волнения или истолковала его по-своему.

— Кто его знает, что с ним. Убег.

— Врешь, старая! — Виктор со злостью стукнул кулаком по столу.— Тебе что было велено?

Лицо старухи скривилось, и она громко всхлипнула.

— Ну, а я-то при чем? Петя его тогда привез, говорит: «Пусть поживет. Сам за ним приеду». Велел ему при себе письмо писать. А конверту у меня сроду не бывало. Ну, тот на другом листке адрес написал. Петя хотел было сам отправить, а потом мне и говорит: отправишь, мол. И поехал себе. А тут этот гаденыш убег. Ну, я конверт на свои деньги купила и то письмо бросила. Как Петя сказал, так и сделала. Ей-богу, все так и было. Вот истинный крест, так.

— Ну и куда он убег, по-твоему? — немного успокоившись, спросил Виктор.

— Кто ж его знает?..— и, поколебавшись, добавила:— Нешто у Нинки спросить?

— Это кто такая?

— Соседская. Забегала тут. И его видела. Ну и чегой-то они за моей спиной вроде шушукнулись. А на вид тихий такой был, гаденыш, пугливый,— добавила она с накипающей пьяной злостью.— Петя ему ведь как сказал? «Убью,— говорит,— если уйдешь. Под землей достану, помни». Ну, он сперва ни шагу за порог, как велено было. А потом вот убег.

— Ты уж небось к этой Нинке подступалась? — спросил Виктор.

— А то нет? Да разве эта что скажет? А глаза так и стригут тебя, так и стригут. Тьфу! Житья от нее нет, от Нинки. Давешним летом жильцов поселила к себе, такие выгодные жильцы попались. Без слов мою цену приняли. А тут Нинка: пропиши их да пропиши. А нешто ей прописка нужна была? Она, видишь, о чужом кармане беспокоилась. Еще спекулянткой обозвала. Ну, а мне что делать? Пришлось ее же, стерву, просить заявление в милицию написать. А я эту самую милицию, даже когда на базар иду, обхожу за три квартала. Одним словом, в два раза цену скостить пришлось. Вот они у меня где все, и Нинка и милиция.— Она со злостью похлопала себя по жирной шее.

Виктор невольно усмехнулся.

— Та-ак. Придется, видно, самим нам теперь его искать.

— Да нешто его найдешь? И что теперь Петя скажет? Не приведи господь.

— Не он, так другие тебе скажут,— с угрозой ответил Виктор. И старуха опять поняла это по-своему.— А нам пора двигаться. За барахлом другой раз приедем. Сейчас, по твоей милости, его искать надо.

И он поднялся со стула. За ним поспешно поднялась Галя. Вид у нее был испуганный.

Очутившись на улице, Галя облегченно вздохнула.

— Ой, как страшно. Прямо не знаю, как я там высидела.

— Так надо было,— ответил Виктор.— Идем скорее.

За углом они встретили Устинова и двух сотрудников из местного отделения милиции.

— Долгонько вы водку распивали,—сказал Устинов.— Мы уж беспокоиться начали.