Онлайн книга «Дама Тулуза»
Симон обтер ладонями потное лицо, крякнул, уселся, скрестив ноги. Начал жевать, поначалу безрадостно, а затем все более увлекаясь. Гюи рядом с отцом пристроился. У этого-то всегда за ушами трещит. Ели, молчали. Потом, как покончили с трапезой, вдруг рыгнули одновременно и, встретившись глазами, рассмеялись. А небо над ними становилось все более мутным. Тучи так и не наплыли; влага копилась в наднебесной тверди, чтобы разом, обрушив своды, пасть на Тулузу. Такой грозы здесь и не бывало. Час проходил за часом, а ливень хлестал, не ослабевая. Беспрерывно гремело и рокотало, громыхало и кашляло, трещало и обваливалось – небо, гневаясь, кричало, и в этом крике терялись смертные голоса. Наступила ночь, но тьма так и не опустилась на вострепетавшую землю: мрак был рассечен и исхлестан светом негаснущих молний. Гаронна, и без того полноводная (в горах еще таяли снега), вырвалась из берегов. Взбесившийся поток сорвал и унес, разметав, оба моста. Чудом уцелели только крепостные башни, выстроенные у корней Нового моста, там, где мост упирался в берег. Реке будто передалась одержимость Симона овладеть Тулузой, так яростно набросилась она на город. Мельницы Базакля были разрушены, дома затоплены, собор Сен-Пьер наглотался воды. Гаронна ворвалась в предместье Сен-Сиприен и полностью очистила его для Симона. Ее живые воды смыли и рассеяли баррикады, заграждения, рогатки, земляные валы, палисады. Проклиная своевольную стихию, Рожьер гнал коня на полночь. Мокрый до нитки, Монфор стоял под дождем, обернувшись лицом к Тулузе. В бледном свете молний красная Тулуза казалась окрашенной в торжественные фиолетовые цвета императорского траура. Дождь накрывал ее покрывалом небесного гнева. «И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом… и лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди; все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло… И ковчег плавал на поверхности вод…» * * * Гроза бушевала весь следующий день и утихла только к вечеру. Симон не стал дожидаться, пока с высоты упадет последняя капля. Когда он вернулся в опустевший Сен-Сиприен, дождь еще шел. Небесный гнев отдал предместье в руки франков. Оно было полностью очищено от всех ловушек, лишено защитников и отрезано от города. Пешим, по колено в воде, шел Симон по опустевшему Сен-Сиприену. На площади у церкви лицом вниз лежал утопленник. Его бессильные руки качнулись на воде, когда ее взволновал проходивший мимо Монфор. Сен-Сиприен быстро превратился в хорошо укрепленный военный лагерь. Его обнесли рвами. Из обломков баррикад, какие нашлись, построили крепкие палисады. Мокрая одежда на работающих курилась паром. Сам Симон разместился в госпитале. Его не смущали тени безумцев, бродившие по саду. Прочные стены госпиталя легко превращали это здание в крепость. Их отмыло от копоти, оставшейся от осеннего пожара в Сен-Сиприене. Ох… Наконец-то Симон может избавиться от сырой одежды и выспаться в сухой постели. Из окон госпиталя хорошо виден разоренный берег Гаронны. Прямо на Симона глядит укрепленная башня Нового моста. Торчит, напрасно уцелев, как перст, – вызывающе и дерзко. Башня до сих пор занята арагонскими солдатами. Вторая башня виднеется на правом, «тулузском», берегу. Там тоже, несомненно, имеется гарнизон. * * * Минул день, второй. Сен-Сиприен оставался у франков. Тулуза покамест притихла, примолкла, затаила страх. Симон поглядывает теперь на башни по обоим берегам: как бы гарнизоны оттуда выбить. И вот тут-то Алендрок де Пэм не нашел иного времени, чтобы явиться с разговором к Симону (тот со своим родичем Леви при молчаливом Фальконе рассуждал о башнях, и так и эдак прикидывая). – Мессир! – начал Алендрок, противу обыкновения хмурый. – Как есть я ваш давний соратник, то и скажу прямо. Симон к нему повернулся. Алендрок в глаза не смотрит – сердится. – Полгода служили мы вам, мессир, по вассальной присяге, а сверх того срока, как было оговорено, – за плату. Ибо эти земли, где мы проливаем кровь, не наши ленные владения. Алендрок говорит, а Симону уже наперед известно все то, что он скажет. – Теперь же вы и платить нам перестали, мессир, а службы хотите прежней. – У меня нет денег, – говорит Симон. И знает, что не поверит ему рыцарь Алендрок. Так и оказалось. – Вы взяли от Тулузы тридцать тысяч марок, мессир. Как же так может случиться, чтобы у вас не оказалось денег? – Кончились! – рявкает Симон. Но Алендрока не смутить. – Мессир, – повторяет он, – осада эта нам не к чести и выгод от нее мы не видим. Опасностей же много. Вы и сами знаете, что ваши люди предпочитают умереть, лишь бы не попасть в плен – таковы здешние сеньоры и простолюдины. После краткого молчания Симон спрашивает, цедя: – Всё? – Мессир, до Пятидесятницы мы уйдем от вас, если вы не станете нам опять платить, как обещано. И тут Симон взрывается. – Никуда вы не уйдете! Грозить он мне вздумал! Ублюдки! Никуда вы отсюда не денетесь! Опозорить себя хотите? – Мессир, это вы себя опозо… Но Симон кричит Алендроку, чтобы убирался с глаз долой, покуда не побит. Алендрок насупился, с места не сдвинулся. Граф Симон орет на него, не стесняясь, как на провинившегося холопа. Того и гляди вправду бить начнет. Наконец так молвил Алендрок де Пэм: – Не я один от вас хочу, чтобы слово вы сдержали, мессир. Симон буркнул: – А вы всем передайте то, что от меня слышали. – До Пятидесятницы, мессир, – говорит Алендрок. И уходит, оставляя Симона истекать пеной бессильного гнева. Молчание тянется долго. Наконец Симон вздыхает, опускает плечи и говорит тулузскому епископу, от которого не имел духовных тайн: – Одно знаю: или я брошу Тулузу себе под ноги, или… И замолкает, усмехаясь. – Или? – осторожно напоминает Фалькон. Симон заключает отчетливо, почти с весельем: – Или она меня убьет. * * * С той башней, что стояла на левом берегу, почти под окнами госпиталя святой Марии, граф Симон расправился незатейливо и скоро. Под стены подкатили катапульту, взятую здесь же, в Сен-Сиприене, и начали скучно метать камни, не меняя прицела. |