Онлайн книга «Мертвое море»
|
Родолфо, едва увидев Гуму, замахал руками: — Мне очень нужно сказать тебе пару слов… — Ладно… Мулат уже кончил песню и стоял посреди круга, улыбаясь друзьям. Он задыхался после быстрой пляски, но глядел победителем. Это был Жезуино, матрос с «Морской русалки» — большой баржи, плававшей между Баией и Санто-Амаро. Он улыбнулся Гуме: — Привет, старина… Манека Безрукий услышал это ласковое приветствие и пошутил: — Лучше и не заговаривай с Гумой, Жезу… У парня руль сломался… — Что сломалось? — Потерял направление. Призрак ему явился… Все засмеялись. Манека продолжал: — Говорят, мужчина, как ему в голову дурь ударит, баба то есть, сразу идет ко дну. Вы разве не знаете, что он чуть было не разбил «Смелого» о большие рифы? Гума в конце концов обозлился. Он никогда не обижался на шутки, но сегодня, сам не зная почему, прямо-таки рассвирепел. Если б у Манеки Безрукого обе руки были здоровые… Но тут вмешались Севериано и Жакес. — Какую шкуру подцепил ты на этот раз? — полюбопытствовал Жакес. — Верно, старая ведьма какая-нибудь, уж песок сыплется… — подхватил Севериано, разражаясь своим рокочущим, дерзким смехом. Руфино, заметив, как Гума сжал кулаки, сказал примирительно: — Ладно, хватит, ребята. Каждый живет, как знает. — А ты ее ходатай, что ли? — Севериано засмеялся еще пуще. Все кругом тоже смеялись. Но долго им смеяться не пришлось, ибо Гума бросился с кулаками на Севериано. Жакес хотел разнять их, но Руфино оттолкнул его: — Надо, чтоб один на один… — Перестань дурью мучиться… Ты кто: мужчина или баба? Рыбацкая женка… И Жакес бросился на негра. Руфино отскочил назад и, пробормотав: «Страшнее кошки зверя нет…» — ловко уклонился от удара, который хотел нанести ему Жакес, резко повернулся на пятках — и противник так и шлепнулся оземь во весь свой рост. А Гума тем временем награждал тумаками Севериано. Прочие глядели на все это, не понимая, что же здесь происходит. Внезапно Севериано высвободился и схватился за нож. Старый Франсиско вскрикнул: — Он убьет Гуму… Севериано прислонился к стене рынка, размахивал ножом и кричал Гуме: — Пошли Розу драться со мной, ты не мужчина, ты баба! Гума ринулся на него, но Севериано ударил его ногой в живот. Гума рухнул на землю, и противник так и упал на него с ножом в руке. Но тут Родолфо, дотоле беззаботно напевавший, рванулся вперед и сжал руку зачинщика с такой силой, что тот выронил нож. А Гума тем временем уже поднялся и снова напал на Севериано, и молотил его до тех пор, пока тот не свалился почти что замертво. — А ты, видать, мужчина, только когда у тебя нож в руках… Теперь негр Руфино пел победоносно: Ну, храбрец, тебе досталось! Ничего, попомнишь наших! У тебя такая харя, Словно ты объелся каши. Люди медленно расходились. Несколько человек подхватили Севериано и отнесли его в лодку. Жакес пошел домой, бормоча угрозы. Гума и Руфино направились к «Смелому». Гума уже прыгнул на палубу, как вдруг послышался крик Родолфо: — Ты куда? Гума обернулся: — Если б не ты, я был бы уж мертвый… — Оставь, пожалуйста… Родолфо вспомнил: — Мы так мальчишками дрались. Помнишь? Только тогда мы были противниками. Он снял свои начищенные ботинки и зашлепал по грязи к причалу: — Мне надо сказать тебе два слова. — Что такое? — Ты не занят сейчас? — Нет… (Гума был уверен, что тот попросит денег.) — Тогда садись, поговорим. — Что ж, я пошел… — Руфино распрощался. Родолфо провел рукой по напомаженным волосам. От него пахло дешевым брильянтином. Гума подумал: где же он провел последние месяцы? В другом городе? В тюрьме за воровство? Толковали, что он на руку нечист. Крал бумажники, вымогал деньги в долг без отдачи, как-то раз даже пустил в ход нож, чтоб очистить чьи-то карманы. Тогда его впервые посадили. Но на сей раз Родолфо приехал нарядный и в долг ни у кого не просил… — Ты отплываешь сегодня? — Да. Направляюсь в Кашоэйру… — Это срочно? — Срочно. Груз со склада. От Ранжела, он просил поскорее, это для карнавала… — Карнавал будет что надо… Гума укладывал тюки на дне шлюпа: — Говори, я тебя слышу отсюда. Родолфо подумал, что так даже лучше, легче, так он не видит Гумы и может говорить без стеснения. — Это запутанная история. Я лучше начну с самого начала… — Да говори же… — Ты помнишь моего отца? — Старого Конкордиа? Помню, конечно… Он еще винный погребок держал, на базаре. — Точно. Но мать мою ты не можешь помнить. Она умерла, когда я родился. Он поглядел на воду. Помолчал. Потом бросил взгляд в трюм, где был Гума, раскладывающий тюки. — Я слушаю, говори. — Так вот: старый Конкордиа никогда не был женат на ней… Гума поднял голову и удивленно взглянул вверх. Он увидел, что Родолфо стоит на корме у самого борта и задумчиво смотрит на воду. Зачем он пришел? Зачем рассказывает все это? — Настоящая его жена жила в городе, на одной из улиц верхней части города. Когда отец умирал, он все рассказал мне… Ты сам видишь, я ничего не сделал, не пошел к этой женщине, его жене — что мне было там делать? Остался здесь с этим дырявым корытом, что мне оставил старик и на котором плавал раньше он сам. А потом я выбрал другую жизнь, здешняя меня не очень-то тянет. Гума поднялся наверх, уложив уже груз. Он сел напротив Родолфо. — Жизнь и правда не легкая… Но что ж остается? — Так и есть… Ушел я и с тех пор и качусь из одного места в другое. Он опустил голову: — Ты ведь знаешь, что я уж понюхал тюрьмы… Так вот, недавно иду я себе спокойно, достал немного деньжонок — выгодное дельце подвернулось с полковником Бонфином… Вот тут-то я и наткнулся на сестру… — У тебя есть сестра? — Да я и сам не знал. Старик ни разу не обмолвился про дочку. Велел только разыскать его жену, она, мол, знает, что у него сын есть, и примет, и растить станет, как своего. — И у нее была дочь… — В тот день, о котором я рассказываю, мы и встретились. Она знала обо мне и разыскивала. С тех пор как мать умерла, — около года. |