
Онлайн книга «Чертова баба»
![]() Ведь если Максим Селиверстов все-таки приехал сюда… А он мог успеть в тот вечер сюда, в Федуевку, добраться… Встреча с Погребижской закончилась около семи вечера. Два часа дороги… Вполне, вполне мог! И здесь с ним могло случиться — если его легенда: корреспондент журнала «Мой дом» не сработала! — все что угодно. — Пожалуйте откушать. — В дверях гостиной появился Виктор. После «упоительного чтения» был еще и обед. Щи, соленые огурчики, грибки… Полное соответствие той, адуевской, гончаровской реальности. Принесли и поросеночка. Феликс Иванович осклабился: — Помните, Анюта, как в Грачах откушивали? — Как? — А вот так — «положивши себе на тарелку почти половину поросенка»! — Может, к ужину индейку зажарить? — безмолвно возник за его спиной Виктор. — Я распоряжусь. — Распорядитесь, распорядитесь, голубчик. Вам, милая, следует, есть больше жирной пищи! — наставительно поучал Федуев тощую, как модель, Алису. — Вот отведайте… поросеночка! — Благодарствуйте, Феликс Иванович, — подыгрывала Алиса. — Не на чем, матушка. А не велеть еще цыплят с белым соусом, Виктор? Я, пожалуй, велю… — Зачем вам самим? Я-то на что? Похлопочу… — Похлопочи. — Как все у вас… необычно! — заметила Светлова. — Экий вы Феликс Иванович, колоритный. И как это журналисты до вас еще не добрались? Не описали все эти ваши чудеса? — Почему же не добрались? Эти щелкоперы куда хочешь проникнут! — Ах, верно! — поддакнула Светлова. — Ну да мы их, щелкоперов-то этих, с крыльца спускаем. Журналистов этих самых — с крыльца! Верно, Виктор? Виктор застенчиво потупился. , — Мой эконом большой мастер по этой части. В общем, все, что удалось Светловой — это только приглядеться и понять, кто есть кто. Конечно, Виктор — это дорогого стоило… «Щелкоперов журналистов — с крыльца», значит… Ну, а что потом? В то, что потом происходит с журналистами, Феликс Иванович, возможно, и не вникает. Это дело Виктора. И, по-видимому, любимое дело. Склонность к садизму у выпускника транспортного вуза очевидная. Большой мастер… Что курица, что человек, ему, очевидно, особой разницы нет. Можно смоделировать ситуацию. Журналист Селиверстов им мог просто не понравиться, его вопросы и все такое… Барин приказал Виктору спустить журналиста с крыльца. Допустим. Тот спустил. Перестарался. Анна вспомнила, как брызнула кровь из носа у того, с грушами. И с каким трудом остановился Виктор, избивавший похитителя… Увлекся! А туристический топорик, с которым он несся за полузарубленной курицей? Не говоря уже об этих скверных поручениях насчет кошки… Возможно, Виктор и не хотел Селиверстова убивать, просто увлекся, как у них, у садистов, это бывает. Потом добил — перерезал горло. Ведь кто-то же сделал это с Максимом? Ну, и конечно, для Виктора естественней было спрятать труп Селиверстова, чем нести ответственность за, пусть и непредумышленное, но убийство. Вот и отвез в лес. Почему под Тверь? Это понятно: чем дальше от дома Федуева, тем меньше подозрений. Или… «А что, если… — вдруг подумала Светлова. — Что, если… Селиверстов — это тоже от скуки?» Но, в общем, ничего конкретного… Одни предположения. Маловато, маловато… может, просто показать фотографию Селиверстова кудрявому Феликсу Ивановичу, разомлевшему сейчас так славно после поросеночка? Какой ему смысл этого белобрысого убийцу выгораживать? Виктора посадят — другого наймет. Такое место пусто не бывает. Да нет, пока эконом рядом, показывать фотографию Максима не стоит. Наверняка у эконома холопья привычка подслушивать барина под дверью. Анна подмигнула Алисе. И блондинка в ответ понимающе с ней переглянулась. — Заезжайте и вы к нам, Феликс Иванович, чайку попить… По-соседски, так сказать, по-дружески! — медово пропела Алиса. — Анечка у меня еще денек-другой погостит. — Ну, какая же вы добрая стали! — подивился Федуев. — Глазам своим не верю. А то ведь не женщина была, а сущий Фудзияма — зубки крошечные, а кусает. И кусает больно. — Да, ну что вы, право, — беззлобно отмахнулась Алиса. — Когда же к вам на чаек пожаловать? — поинтересовался Федуев. — Да вот завтра и приезжайте. Чего ж откладывать? Стали прощаться. Прежде чем сесть в машину, Аня еще раз взглянула на Федуевку, освещенную лучами закатного солнца, как это водится в русских романах… Светлова смотрела на панораму Федуевки, на босого Виктора, раскланивающегося по-холопски на крыльце, и, несмотря на свои мрачные подозрения, не могла удержаться от смеха. Ну, точно все, как в анекдоте! Заседают большие начальники. Главный обращается к своей команде: «Ну, господа, все у нас с вами есть! Всего, чего хотели, достигли, и даже больше! Пора теперь подумать и о людях…» — «Вы абсолютно правы! — радостно замечает соратник. — Как вы думаете, душ по двести на каждого хватит?» Светлова грустно усмехнулась, вспомнив этот анекдот. — Только прежде, чем домой, сделаем небольшой крюк, — предупредила ее Алиса, когда они уже изрядно отъехали от дома Федуева. — Заедем ненадолго в наш районный центр, в Круглич. — Круглич? — Да, городок такой Круглич. Мне там кое-что забрать надо. У одного человека… Это близко! Остановив машину в центре небольшого городка, Алиса ушла, а Светлова огляделась по сторонам. Оказалось, что остановились они возле рынка. Разложив на земле какие-то странные вещи — ношеную обувь, ножи для мясорубок, пожелтевшие кривые огурцы, — цепочкой стояли люди. Это был «торговый ряд», в буквальном смысле слова. Замыкали «торговый ряд» два ребенка: девочка постарше и мальчик лет семи. За неимением, очевидно, другого товара в руках у мальчика был букетик ромашек. Букетик здорово сник, лепестки ромашек загнулись, опустились уныло обмякшие соцветия. Задумчиво глядя на Светлову, мальчик откусил вдруг один цветок и принялся жевать. — Ты чего цветы ешь? — прикрикнула на него сестра. — А ну плюнь! Мальчик послушно плюнул, немножко о чем-то подумал, глядя вдаль на дивную красоту простора, и снова — то ли от скуки, то ли детский аппетит брал свое! — опять откусил от своего букетика, который никто так и не купил. Мог бы нью-Адуев, Феликс Иванович, если бы захотел, приобрести в личное пользование десяток-другой душ? Аня смотрела на зияющие провалами окон — как после бомбежки! — дома райцентра Круглича, на мальчика, тупо жевавшего свои увядшие ромашки, и думала о том, что — запросто! Причем не слишком бы дорого ему это и обошлось. |