
Онлайн книга «Султан Луны и Звезд»
— Эй! — крикнул Боб, сам не понимая зачем — словно бы жертвой несправедливости стал мальчишка, а не старуха. И тут он ахнул. Толстенное пузо принадлежало Эли Оли Али. Жирный коротышка не без труда пробирался сквозь толпу, пытаясь провести ближе к помосту несколько рабынь, предназначенных для продажи. Боб узнал девушек из племени ба-ба. Но прошлой ночью их было три. Теперь же к ним прибавилась четвертая, но она разительно отличалась от обнаженных чернокожих спутниц. Девушки ба-ба, похоже, давно покорились судьбе и смиренно сносили и ругань надсмотрщика-работорговца, и удары его хлыста, и щипки и шлепки зевак. А новая девушка, скованная цепями, извивалась, — брыкалась и дерзко кричала. Но мало того. Девушка была белокожая, и на ней было зеленое платье. — Подожди! — Полти, напрочь забыв о приличиях, схватил визиря за плечо. — Хасем, о какой девчонке ты говоришь? Визирь округлил глаза. — О девчонке с корабля. Она, наверное, корабельная шлюха. Ты же обещал: все, что можно унести с судна, — наше, так ведь? Визирь снова предпринял попытку уйти, но Полти не отпустил его. — Как она выглядит? — А ты думаешь, как? Уж конечно, не как одна из ваших эджландских розочек! Дай вспомнить... Длинные, темные волосы. Полти стукнул себя по лбу. — Ну, конечно! Эта сучка, она убежала вместе с бастардом! Хасем, она нужна мне! — Сначала — мальчишка, теперь — девчонка! Ты и с теми и с другими балуешься, или пока не решил? — Хасем, где она? — Я отдал ее содержательнице Дворца Женщин, само собой. Оману не нужна белокожая девица во дворце. Думаю, нынче же вечером ее продадут на рыночной площади во время Кровавых Торгов. Полти окаменел. — Кровавых Торгов? — Вопросы, одни вопросы! Ты совсем не знаком с нашими обычаями, как я погляжу. Сначала кровь, потом торги. Рабы, купленные после публичной казни, ценятся особо, а ты не знал? Они ценятся вдвойне, если на этот день приходится Откровение калифа — появление принцессы перед народом. Думаю, эта белокоженькая уйдет за хорошие денежки. Я не любитель белокожих женщин, но некоторым они нравятся, так я слышал. Ну а теперь позволь... — Хасем, мне нужна эта девушка! Чаша терпения визиря переполнилась. Он резко вырвал руку, еще раз сказал Полти о том, что девушка будет продана, и решительным шагом удалился. Тем временем Боб пробрался к другу сквозь толпу придворных. — Полти, пожалуй, тебе стоит кое о чем узнать... Но в это мгновение послышался звон колоколов, и все вокруг сразу изменилось. Сначала донесся звук, похожий на раскат грома, а в следующий миг все унанги — и на галерее, и на рыночной площади — простерлись ниц. Все стихло. Звучали только приглушенные молитвы. — Ах, Хасем, что тебя задержало? Ты не молился ли, часом? — Ты шутишь, Оман? Девушка на месте? — Конечно! Перед зеркалом. — Она неподвижна? — Да. А теперь скорее, Хасем, займи свое место. Визирь занял подобающее место рядом с троном. Солнце жарко палило даже через опущенный занавес. Внутри ложи калифа царил тусклый алый сумрак. Снизу доносились заунывные голоса молящихся. — Ненавижу это бормотание. — Поправь маску. — Что ты сказал? — У тебя маска съехала. До окончания Поклонения остались считанные мгновения. Полотнища занавеса медленно разъехались в стороны. Когда правоверные почитатели Терона поднялись с земли, они все как один устремили взоры на своего разодетого в пух и прах владыку, лицо которого пряталось за золотой маской в форме расправленных крыльев птицы. Немилосердно потея под тяжелой маской и щурясь от яркого солнца, толстяк-коротышка приветственно воздел руки. С галереи послышались учтивые аплодисменты. Рыночная площадь огласилась дружным ревом толпы. — Вечно гадаю: то ли они восхваляют меня, то ли проклинают, — пожаловался визирю калиф. — Конечно же, они проклинают тебя, Оман. Они воют, а не радуются. — Неужели они так нас ненавидят? — А разве ты не знаешь, как они тебя называют? Они называют тебя слюнтяем. И ленивцем. И беспомощной куклой. — Куклой?! — Ведь мы в ежовых рукавицах у твоего братца, не так ли? И честно говоря, Оман, я не вижу, как может быть иначе. Ты бы желал править этим халифатом без помощи империи? Жемчужина Побережья, право слово! Сколько завистливых глаз обратили бы к нам взоры, если бы у кого-то возникло хоть малейшее подозрение в нашей слабости! То были бы взоры венайцев. И взоры эджландцев, если бы мы дерзнули повздорить с ними. И давай не будем забывать об уабинах. Калиф вздохнул. — Сними покров. Торжественным, величавым шагом визирь прошествовал к помосту, на котором стояло нечто вроде двери или ширмы в раме из чеканного серебра. С площади и даже с галереи на эту раму невозможно было смотреть не щурясь — так ярко она сверкала. На самом же деле в раму было заключено зеркало, накрытое полотнищем ткани. Визирь сорвал с зеркала покров, и принцесса сделала шаг вперед. На этот раз с площади не послышалось ни единого звука. Появление принцессы толпа встретила безмолвием, которое нарушали лишь тишайшие вздохи. Вероятно, в этой стране, где высокопоставленные женщины вообще редко появлялись на людях, да и то только в тяжелых одеждах и чадрах, зрелище девушки в легком, почти прозрачном платье могло шокировать народ, но в этом было большее, нечто намного большее. Стоны и вздохи при взгляде на другую женщину могли бы быть наполнены страстью, желанием, но в отношении людей к этой девушке не было ничего низменного, земного. Не сбылись ли молитвы, которые отзвучали всего несколько мгновений назад? Как зачарованные, подданные калифа не в силах были оторвать глаз от прекрасного видения. Потом стал слышен шепот. — Не богиня ли она? — Богиня на земле! — Правда ли, что скоро она должна выйти замуж? — За сына султана... — Род Пророка... — Она станет султаншей... — Продолжит Род Пророка... — Вот благодать-то для нас настанет! Повсюду люди шептали примерно одинаковые слова. А в ложе калифа звучали совсем другие речи. Калиф с тоской смотрел на свою ослепительно прекрасную дочь. Наконец он устремил еще более тоскливый взгляд на простолюдинов под балконом. Он вздохнул. — Можно ли уже приступить к казни? — Еще несколько мгновений, Оман. Пусть наглядятся. |