Книга Пригоршня тьмы, страница 9 – Алексей Атеев

– И она у вас ни разу не ломалась?

– Конечно, мелкие неполадки бывают, но папа обращался с ней очень аккуратно, и я стараюсь делать так же, может быть, поэтому машина меня любит, не капризничает.

– А разве машина может любить человека?

– А почему нет?

– Опять шутите?

– Вовсе не шучу.

Девочка на некоторое время замолчала, видимо, что-то обдумывала.

– Когда я вырасту, то тоже буду водить машину, – сообщила она. – Мама вот не умеет, а как было бы хорошо, если бы умела. Тогда бы мы часто ездили за город, в лес, на озеро… Вот вы водите хорошо, – уважительно произнесла она.

Город закончился, по сторонам шоссе замелькали одноэтажные домики, огороды, а скоро и первые перелески. Стоял конец мая, солнце светило с неистовой силой. Еще не запыленная листва играла всеми оттенками изумруда.

– Долго нам ехать? – спросила Маша.

– Примерно час.

– А эта самая электро… – Девочка запнулась.

– Электроэнцефалограмма?

– Да. Это больно?

– Ну что ты! Ничего страшного. К голове присоединяют провода на присосках. Совсем не больно.

В голосе девочки не было особой тревоги, но Галина почувствовала, что та все же побаивается.

– И для чего все это? – грустно сказала Маша.

– Чтобы проверить состояние твоего здоровья.

– Но я совершенно здорова. Это все мама выдумывает. Не дает ей покоя мое здоровье. Медицинское образование, видимо, сказывается.

Галина почувствовала в словах девочки интонации Павла.

– Она очень беспокоится, – продолжала Маша, – эти мои сны ее пугают. А что тут такого? Многие дети видят во сне кошмары. Вот у меня в школе подружка есть – Кацнельсон Вера. Ей тоже снятся страшные сны, а ее мама совершенно спокойно к этому относится. Не бегает по больницам.

– Что же ей снится? – спросила Галина.

– Да ничего особенного, то на нее собака нападет, то фашисты в нее из автомата стреляют. Разве с моими кошмарами сравнить? Я как-то стала ей рассказывать про свои сны, так она глаза вытаращила и просит, чтобы я ей каждый сон рассказывала. Интересней, чем сказка, говорит.

«Значит, девочка все же помнит свои сновидения, – отметила Галина, – но почему-то не рассказывает их матери». Она не спешила расспрашивать Машу, а ждала, пока та сама заговорит на эту тему. Но девочка молчала.

– А что, – спросила Маша, – в больнице, куда мы едем, ненормальные люди лежат?

– Психически нездоровые, – поправила Галина.

– Их там лечат?

– Стараются, во всяком случае.

– Значит, не вылечивают?

– Ну, кого как. Некоторых вылечивают.

– А те, кому снятся разные сны, тоже больные?

– Сны, в общем, снятся почти всем.

– Да нет, страшные сны, ну вроде тех, какие нарисованы на картинках в вашем кабинете.

– И страшные многим снятся.

– Сны – это искаженное отражение реальности, страхи, загнанные в подсознание, – так у этого, как его… Фрейда написано.

– Ты что же, Фрейда читала? – поразилась Галина.

– Это папа маме говорил, а я услышала. А кто такой Фрейд?

– Психиатр, – односложно ответила Галина.

– Как вы?

– Вроде того.

Разговор на некоторое время прекратился. Девочка стала смотреть в окно, а Касьянова обдумывала услышанное. Значит, и в теорию сновидений девочка посвящена. Однако! Культура семимильными шагами идет в массы. Вот только культура ли?

– Все же я не понимаю, – неожиданно продолжила девочка разговор, – какие именно страхи загнаны в мое подсознание, не было у меня никаких страхов.

– Ну этого ты можешь и не помнить, – предположила Галина.

– Как же это не помнить? Вот как-то раз мы отдыхали на море, мне было тогда семь лет, и я нечаянно упала с пирса в море. Вот тогда было страшно, но ведь этот случай я прекрасно помню. Очень отчетливо. Какой-то дядька кинулся за мной следом прямо в одежде, схватил за волосы и вытащил на берег. Очень было больно, а мама потом меня еще и отшлепала. А то, что мне снится, нисколечко на этот случай не похоже.

– Вот ты говоришь: снится, а мама твоя рассказывает, что ты не помнишь своих снов.

– Это я сначала не помню, а потом они проявляются, как будто что-то включается, и я их вспоминаю. Как телевизор. Включил – и он показывает.

– Обычно бывает наоборот, – сказала Галина, – человек хорошо помнит сон, когда только что просыпается, и тут же его забывает.

– А у меня не так.

– И что же тебе снится? – не выдержала Галина.

Девочка, видимо, долго ждала, когда ее об этом спросят. Она сделала важное лицо и начала рассказывать:

– Иногда мне снится огромный черный лес. Ночь. Горит костер, и возле костра какие-то люди. Женщины, молодые и старые… Происходит что-то непонятное, страшное. Все кружатся около этого костра и словно кого-то ждут. И тут появляется оно.

– Оно? – переспросила Галина.

– Да, это не мужчина и не женщина, а нечто огромное, бесформенное и страшное. Но становится не страшно, а, наоборот, очень радостно. Все начинают обниматься, веселиться…

Девочка замолчала, что-то обдумывая.

– А потом? – спросила Галина.

Маша посмотрела на нее и облизнула губы. Видимо, раздумывала, продолжать рассказ или нет.

– Потом бывает разное, – наконец сказала она.

– Что же?

Девочка замолчала.

– Ну, не хочешь – не говори.

– Нет, почему же, могу рассказать. Вам можно, вы… – Она запнулась.

Галина замерла, ожидая продолжения.

Но девочка внезапно замкнулась и молча уставилась на дорогу.

«По-видимому, сны имеют сексуальный оттенок, – решила Касьянова, – вот ребенок и стесняется говорить на эту тему».

Наконец вдали показались дома поселка, возле которого располагалась лечебница. Машина съехала с асфальта и стала продвигаться по грунтовой дороге, вдоль которой в лужах плескались многочисленные гуси и утки.

Маша с интересом смотрела на всю эту домашнюю живность, видеть которую ей приходилось нечасто.

– Ой, теленок! – воскликнула она, и Галина тоже на миг ощутила себя десятилетней девочкой, впервые попавшей в деревню.

Поселок скоро кончился, и они очутились перед массивными железными воротами, в стороны от которых расходился высокий, увенчанный колючей проволокой забор.

– Как тюрьма, – тихо сказала Маша.