Книга Третье пришествие, страница 57 – Алексей Барон

— Неужели протуберанец может дотянуться до Земли? — спросил я.

— Ничего невозможного в этом нет. Астрономы давно наблюдают выбросы звездной материи длиной в миллиарды километров. Пока что не у Солнца, разумеется. Как правило, такое происходит с нестабильными звездами. Зато от Солнца до Земли не миллиарды километров, а всего-то около ста пятидесяти миллионов. Одна астрономическая единица…

— И каковы возможные последствия?

— Они зависят от мощности выброса.

— Допустим, что это будет мощный выброс.

— Тогда Земля лишится воды. Всех льдов, океанов, рек и прочих поверхностных водоемов. Они закипят, испарятся. Улетят в открытый космос. М-да… Вы можете представить кипящий Тихий океан? А атмосферу, естественно, сдует в межпланетное пространство. Что еще? Жарища будет страшная. Плюс жуткая радиация. Не миновать и тектонических катаклизмов. Думаю, что сильнейшие землетрясения охватят целиком всю планету, причем надолго… Ну как, достаточно? Хорошая получилась страшилка?

— Да уж. Порадовали.

— Сами напросились, — сказал Шипицын. — Чаю хотите?

— Простите, но тут больше сгодилась бы водка, — мрачно объявил Дима.

— Вы правы, — усмехнулся этот мудрый человек. — Только и водка не от всего спасает.

Откровенно говоря, водка тогда и не требовалась. Кабинет мы покидали в состоянии, близком к отключке.

А вот атмосфера в приемной солнечного академика царила вполне мирная. Андрюша сидел в огромном кресле, пил чай из фарфоровой кружки, а свежеукрощенная Ядвига Леопольдовна угощала его печеньем. Они беседовали.

— Не может быть, — вежливо сказал Андрюша.

Ядвига Леопольдовна с торжеством кивнула.

— Вот все так и считают. Между тем лично я, лично из Яузы и вытянула.

— О, это стоило посмотреть.

— И не говорите! Красавец был. Хорда — во! На хорде — морда, а на морде — рострум. Все, как полагается. С во-от такими усищами!

— И что это за чудище она вытащила из Яузы? — спросил Дима в бронетранспортере.

— Да осетра.

— Из Яузы?

— Ага. На мормышку, — усмехнулся Андрюша. Видимо, чувствовал, что все сделал правильно.

А я почувствовал, что сильно их люблю. И Димку, и академика, и Андрюшу, и даже вреднющую Ядвигу, которая по-своему тоже чем-то хороша, иначе чего б ее Шипицын терпел? Вообще всех пронзительно люблю. От тунгусов до папуасов. Всех. Белых, черных, желтых, краснокожих. Потому что в каждом человеке есть что-то невыразимо трогательное. Например, когда он потягивается в постели или кормит птиц. Мы лишь недавно начали понимать, что все друг другу нужны. И хотя еще не отучились друг друга убивать, уже знаем, что дело это скверное. Нам просто не хватило времени друг друга полюбить. В сущности, мы только-только выходим из дошкольного возраста. И что же? Сразу за воротами детсада видим жуткого бабая, который хочет спалить всех к чертовой бабушке. Вместе с песочницей и Марь Ивановной впридачу. Хорошенькое дельце… Мы так не играем! Потому и достали из коротких штанишек ядерную рогатку. Не помогло. Жаль. Дяденька уж больно крупный попался. Ну да ладно. Будем суетиться, будем надеяться. В конце концов, брызнем врассыпную. Будем прятаться. Или ховаться. Кому как больше нравится. Мы мелкие, мы сумеем.

* * *

Фима с Димой переложили все текущие дела на заместителей, коих накопилось уже немало, а сами вновь заработали оракулами.

Задачка на этот раз выдалась посерьезнее. Если с астероидом можно было опираться хоть на какие-то цифры, то гипотетический, не родившийся еще протуберанец, сплошь состоял из величин неизвестных. Поэтому вместо величин приходилось оперировать диапазонами возможных значений.

— Да, Володя-царевич, — сказал Дима. — Это уж не службишка. И даже не служба. Нечто среднее между гаданием на кофейной гуще и поисками философского камня. С точностью до плюс-минус тридцать тысяч попугайчиков.

— Быть может, подключить Академию Наук?

Дима лениво зевнул.

— Угу. Без академии не справимся. Но больше всех Всеволод Игатьевич потребуется. Он же — главный страж нашего солнышка. Кстати, не помешало бы «горячую линию» к нему протянуть.

— Будет. Что еще?

— Да что ж еще? Как вы и предсказывали, будущее — за очень замкнутыми экологическими системами. А также за герметичными горными выработками. От того, насколько хорошо мы умеем копать, все теперь и зависит. Вопрос жизни и смерти для всего неблагодарного чу-человечества.

— Не каркай! — вдруг взъярился Фима.

Он пребывал в нешуточной депрессии, которая норовила перерасти в агрессию.

Увы, причин для этого хватало. Самые грубые предварительные расчеты показывали, что средней силы протуберанец прожарит грунт на глубину никак не менее шестидесяти метров, и это делало непригодными для спасения людей не только возлюбленные землянки МЧС, но и все подвалы, подземные гаражи, старые бомбоубежища и даже значительные участки метро.

— Остаются рудники, — сказал я. — Опять же.

— Да. Только ума не приложу, как мы туда сто сорок шесть миллионов человек упрячем.

— Остальные семь миллиардов тоже бросать не годится.

— Ох, надо бы идти в Академию, — сказал Дима. — Ум хорошо, а два НИИ лучше.

— Бесполезно, — вздохнул Фима. — Допустим, каким-то чудом удастся спрятать под землю все население планеты. Но чем прокормить, пропоить и, так сказать, продышать миллиарды людей?

— Как чем? Искусственными экологическими системами.

— Эх ты! Швертбот «Оптимист»… Известна пока только одна полностью замкнутая система — сама матушка-биосфера Земли. А если она погибнет? Искусственные экосистемы всегда требуют определенной подпитки извне. Иначе они рано или поздно разваливаются. Разве тебе Люба не говорила?

— Говорила. Но что ж теперь, сесть на унитаз, закрыться ушами и дожидаться отключения воды? Какой тогда из меня швертбот?

— Я такое не предлагал.

— Тогда нужно подаваться либо в ака-кадемию, либо в твою спаси-синагогу. Что выбираешь?

— Пожалуй, Академию, — решил Фима. — Прости, Господи. К тебе мы еще успеем.

* * *

— Чего? В Сибирь? Избежать можно?

— Нельзя. Именно там начиналась вся российская наука о замкнутых экологических системах.

Делать было нечего, я согласился, но уже в самолете сказал:

— Странно. В Сибири всегда все заканчивалось, а не начиналось. Декабристы там, поляки да Раскольниковы…

Любовь Егоровна вздохнула.

— Позволите вас просветить?

Лететь предстояло около четырех часов. Я кивнул.

— Только попроще.

Любовь Егоровна усмехнулась.