Книга Тигр в колодце, страница 73 – Филип Пулман

— Отзови их, Дик. Разогнать обычное собрание — это одно дело, но эти люди просто безумны. Лучшее, что мы можем сегодня сделать, — разузнать обо всем этом побольше. Понаблюдаем за ним, послушаем, последим. Посмотрим, кто сдает деньги. Но никакого насилия.

— Но ребята готовы, мистер Голдберг, — ответил Дик.

— Значит, скажи им, что все отменяется, — отрезал Голдберг, сверкнув холодными глазами. — Ты видел этих громил? А полицейских на улице? Что лучше: быть отчаянным и проиграть или быть умным и победить? Можешь не отвечать, ты все равно ответишь неправильно. Просто сделай так, как я говорю. Я с ним разберусь, вот увидишь.

Дик с недовольным видом кивнул и ушел, чтобы передать приказ остальным. Голдберг опять повернулся к кафедре, но тут почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Он оглянулся и увидел беспокойного молодого человека в очках.

— Рубен Сингер? — тихо удивился Голдберг, заглушаемый громкой проповедью Фокса и одобрительным гулом собравшихся. — Ты же ученик Катца, да? Что ты здесь делаешь? Это очень опасно!

— Вы-то тоже здесь, мистер Голдберг. За вашу голову назначена награда…

— Я к этому привык. И не произноси впредь мое имя так громко. Что тебе здесь нужно?

— Это насчет той женщины с ребенком. Мистер Катц хотел сам сказать вам, но никто не может вас найти.

Глаза журналиста внезапно сверкнули, и Сингер даже отступил на шаг под тяжестью этого взгляда.

— Что с ней? Ее нашли?

— Нет. Она оставила ребенка у Катцев. Ребекка Мейер присматривает за девочкой. А мисс Локхарт изменила внешность и отправилась шпионить за Цадиком — устроилась в его дом служанкой. Никто не смог ее отговорить. И конечно, они не знали…

Сингер ожидал, что Голдберг ужаснется или придет в ярость, поэтому, когда на его лице появилась широкая улыбка, был слегка ошарашен.

— Что за женщина! — восхищенно произнес Голдберг. — Удивительная! Кто бы мог подумать!

— Но разве это не осложняет наши планы?

— В значительной степени. Значит, придется вызволять ее оттуда. Если бы она только была осторожна…

Его лицо снова помрачнело. Сингер желал бы, чтобы журналист не гримасничал: вряд ли можно надеяться на то, что останешься незамеченным, если обладаешь такой богатой мимикой. Более того, люди, окружавшие их, заметили, несмотря на шум, как они шушукаются, и начали оборачиваться.

Но Голдберг не обращал внимания. С восхищением он оглядел тех, кто таращился на него, затем повернулся в сторону Арнольда Фокса и начал хлопать, проявляя безумный восторг.

«С ума сошел, — подумал Сингер. — Как и эта англичанка Локхарт; она, видимо, тоже свихнулась…»

Салли не шевелилась. Шаги медленно приблизились — от лифта к двери, за которой она пряталась, — и остановились.

Голос спросил по-английски:

— Слуги убираются здесь?

Она не слышала этот голос раньше: официальный и твердый, с немецким акцентом. Но второго человека она узнала.

— Как можно? — ответил Мишлет. — Им запрещено спускаться сюда, герр Уинтерхалтер.

«Секретарь», — подумала Салли.

— Вы сами убираетесь здесь?

— Именно так.

— Не очень тщательно, насколько я погляжу. Вы уронили свечной воск на пол.

— Я никогда не спускался сюда со свечкой. Наверное, это рабочие.

— Мистер Ли будет недоволен. Займитесь воском, пожалуйста.

Салли молилась, чтобы воск достаточно затвердел и не выдал ее.

Через мгновение Мишлет снова заговорил:

— Могу я спросить, герр Уинтерхалтер, мистер Ли уже нанял няню?

— Няню?

— Для девочки. Если она будет жить здесь, нам понадобится человек, который будет за ней присматривать. Я просто интересуюсь.

— Это не ваше дело, Мишлет.

— Прошу прощения, герр Уинтерхалтер, но это именно мое дело. Думать о всякой мелочи в жизни мистера Ли — моя обязанность. Если ребенок станет жить в этом доме и его будут готовить для… помощи мистеру Ли, мой долг убедиться, что дитя не умрет от голода или неустроенности.

— Ее будут кормить. Вы прекрасно это знаете.

— А кто?

— Один из слуг. Это не важно. Воспитанием буду заниматься я.

Салли едва могла дышать. Они говорили о Харриет!..

— Не сомневаюсь, что вам виднее, герр Уинтерхалтер, — сказал Мишлет.

— Это так. Не забивайте себе голову тем, что вас не касается. Это не ваша сфера деятельности.

— Моя сфера — ухаживать за мистером Ли.

— А моя — вести дела в этом доме.

— Уж обезьяна — мое дело. Никто, кроме меня, с ней не справится. И ребенком должен заниматься тоже я.

— Вы?!

В одно короткое слово он вложил столько презрения! Салли с ужасом продолжала слушать; они обсуждали какую-то сделку, обсуждали, как поступить с ее дочерью, но о чем именно они говорили, она понять не могла.

— Да, я! Если она собирается заменить эту обезьяну — кормить его, вытирать рот, умывать, это мои обязанности. Я должен тренировать ее. Только я знаю, как это делается. И мистер Ли меня поддержит.

— Думаете?

— Уверен!

— Он сказал мне, что теперь я принимаю решения. И спорить тут нечего. Теперь я главный.

— Вы ни черта не знаете. Все, чем вы занимаетесь, — письма, дела, деньги. Но мистеру Ли не нужна обезьяна-секретарь; ему нужен кто-то, кто заменит ее, когда она сдохнет. Маленькое очаровательное существо, которое будет кормить его, мыть, держать его сигарету и всячески ублажать. Я знаю, как научить этому. Вы — нет. Я должен тренировать ее.

— Поздно, мистер Мишлет. Мистер Ли сам подтвердит вам мои слова. Обучать ребенка буду я.

— Это невозможно!

— Еще как возможно!

— Вы уничтожите ее своими требованиями.

— Все это определяется научным путем. Болевой порог, степени наказания, поощрения — все это поддается вычислению. Существуют таблицы, схемы. Здесь не будет места случаю, инстинкту или чувству — как вам будет угодно. Кстати, Мишлет, в чем вас обвиняли, когда вы три года провели в тюрьме?

Молчание.

— Кажется, в этом как-то были замешаны дети, не так ли? — продолжал секретарь. — Что-то такое, что может помешать вам в дальнейшем иметь с ними дело. Очень хорошо, что мы понимаем друг друга. Больше сказать нечего. Отойдите, пожалуйста, мне надо взглянуть на другую комнату.

Свет двинулся в сторону двери и внезапно остановился в проеме, всего в нескольких сантиметрах от Салли, которая стояла ни жива ни мертва от страха.

— Это будет спальня девочки? — спросил Мишлет поникшим голосом.