
Онлайн книга «Три стороны моря»
Должность чати (или верховного визиря) была практически бесконтрольна при слабых правителях и мучительно сложна при Рамзесе Втором. — За несколько раз (мы не знаем сколько) они унесли тысячу сто тридцать шесть дебенов золота и четыреста пятьдесят четыре дебена серебра, два отреза виссона да еще ладан… И пять камней… Впрочем, не лучших. Лазурит да сердолик. О чем это говорит? — Об их дерзости, о могущественный! — Это говорит о том, что они обходились без света. Золото рассыпано, камни первые попавшиеся. Я понял это давно, потому и выбрал капканы. И это говорит о том, что воры были уверены в будущем. В том, что им удастся проникнуть еще и еще. — Почему, Великий Дом? — Всего лишь полторы тысячи дебенов. [29] Это немного. Этого недостаточно до конца жизни. Посреди ночи послышались звуки. Приближающееся шуршание и шаги. — О! — бородатый азиат поднял палец. Из темноты выдвинулось пятно света. Страж разочарованно выдохнул. То всего лишь купец с факелом вел за собой ослов с грузом. Торговец, очевидно, намеревался добраться до города утром, но получилось чуть быстрее. Четыре навьюченных осла один за другим проходили мимо столба, и стражники мрачно провожали их скучными ночными взорами. — Пять ослов тащатся, — сказал кто-то с привычным оскорбительным вызовом, никогда не находящим ответа. Торговец обернулся. Страж гикнул — ослы дернулись. — А-ах! — отчаянно крикнул торговец и бросился к третьему в шествии ослу. Пятно света переместилось, стражи увидели, что меха развязались и на землю льется подозрительная жидкость. Слугам Великого Дома хватило мига, чтобы очутиться рядом. — О! Друг! Да ты везешь вино! Во дворец? — Нет. Проклятье!.. — А куда? — Просто богатому человеку. Проклятье! Проклятье!.. Торговец причитал, стараясь перехватить меха веревкой и вновь обуздать их. Стражи наперебой принялись помогать в борьбе с мехами, отчего те совсем распоясались. Вино проливалось, свет от факела плясал. — Друг, угости нас. — Это же не пиво, это очень дорогое вино. — Ты считаешь, мы недостойны хорошего вина? Купец все-таки совладал с мехами и теперь крепко завязывал отверстия. — А что ты здесь делаешь ночью, ответь-ка? Может быть, ты под видом торговца решил пробраться и украсть тело этого преступника? — Я там ничего не вижу. — А ты подойди, посмотри. Знаешь, кто это висит? Знаешь, зачем он висит? — Отпустите вы меня ради священной триады этого города! — взмолился и без того расстроенный торговец. — О, по выражению лица твоего я вижу, что ты сочувствуешь преступнику. — Я и так потерял всю прибыль из-за того, что эта дрянь развязалась! — Теперь я убежден, он прокрался, чтобы снять злодея со стены! — Пусть ты достанешься змею Апепу, пусть не достигнешь прекрасного Аментета! Забирай вино… — Друг! — Забирай! — Какой мех? — Тот, что развязался. — Но он снова завязан. — Будь он проклят! За это вино можно купить десяток ослов! Стражник принял мех, подумал и предложил: — Выпей с нами, купец. — Мне не до веселья! Пятно света удалялось, дрожа от негодования и обиды. — Удача, — сорвалось с губ кого-то из бородачей. Дрожащее пятно света возвратилось. — Что, друг? Если ты за своим мехом, он еще занят. А если хочешь вернуть вино, считай, мы его уже выпили. — А-а!.. Я разорен. Сколько возил это вино, никогда его сам не пробовал. Когда ж еще? Стражи расхохотались. Повозившись над узлом, кто-то сказал: — Хорошо, что ты вернулся. Без тебя мы б его не развязали. — Еще бы… — проворчал торговец. Когда ночная темень стала отступать, когда без факела можно было видеть предметы, когда Рамзесу последний раз за ночь приснилась Нефертари, стражи-азиаты уже валялись со счастливым отсутствием любых мыслей в глазах. Крепкое вино, действительно самое дорогое из вин западного оазиса, в сочетании с травой сна умело обеспечивать глубоким счастьем даже озабоченных и напряженных. Улыбка детства гостила на лице главного стража. Купец встал, достал короткий бронзовый нож. Сняв тело со столба, он разрезал меха и обернул ими погибшего брата. Потом, посомневавшись, намочил вином бороду одного из стражей и в несколько быстрых движений обрил ему левую щеку. Не слишком чисто, зато заметно. Он был готов, чуть что, вонзить нож в горло пьяному. Бросив трех из четырех ослов, он поспешил прочь. Скоро явится утренняя смена. Но, не сделав и десяти шагов, остановился, вернулся и совершил обряд левостороннего бритья с другими счастливыми азиатами. Прошло ровно семьдесят дней. Венок из цветов анкхам возлежал на правом ухе умершего, и был он обернут лентой из виссона, и на ленте из виссона было начертано имя: Аб-Кхенну-ф. Многие богачи мечтали покоиться в священном месте Абту. И многие при жизни мечтали о полном семидесятидневном обряде, стоящем целых двести тридцать шесть дебенов редкого, очень дорогого металла — серебра. Голова и туловище умершего воссоединились. Ведь особый раздел молитвенных заклинаний назывался: «О том, как человеку избежать отсечения головы в загробном царстве». Жрец опустил взор, сложил благоговейно ладони и проговорил торжественно, монотонно: — Я, Огонь, сын Огня, который получил свою голову назад после того, как она была отрублена. Голова Осириса не была унесена от него, так да не будет и голова Осириса Аб-Кхенну-фа унесена от него. Я собрал себя по частям, я сделал себя здоровым и невредимым, я вернул себе молодость, я Осирис — властелин вечности. [30] Ба-Кхенну-ф уже знал, почему брата называли Осирисом, он помнил погребение отца. Как скоро… Не думал он, что так скоро придется вновь услышать заклинания восхождения к свету. Умерший отождествляется с Осирисом, это тайна, жрецы скрывают ее, каждый умерший имеет шанс стать Осирисом, значит каждый живой — уже потенциальный Осирис. Что же тогда бог? Сетх убил его, Изида оплакала, Гор за него отомстил. А сам он воскрес и стал им. Жрец посмотрел на Ба, опять опустил взор, точно так же сложил ладони и проговорил монотонно, торжественно: |