Онлайн книга «Стратегия исхода»
|
– Страх господень. – В некотором роде. Второй группе в центре выделено шесть оргазмов на двадцать четыре часа. Зеленый горит, пока у них остаются оргазмы, потом загорается красный. Они неизменно используют свои оргазмы в первые пять минут и остаток дня хандрят. Обрати внимание – худые, на раздражители не реагируют. Обезьяны в этом ряду были какие-то вялые и подозрительные. – Теперь эти объекты. – Греко показал на правую стопку обезьян. – У них в клетках есть красная, желтая и зеленая лампочки. Красный означает, что кнопка оргазма не работает. Желтый предупреждает, что кнопку активируют через пять минут. А зеленый – что кнопка работает. За сутки – шесть циклов до зеленого. – И они самые счастливые? – Ну, весят больше всех, тесты на рефлексы – с другими не сравнить. – Хм-м. – Но интереснее всего – как они стали реагировать на лампочки. Пока горит красный, они едят, спят, даже совокупляются. Загорается желтый – они все бросают и хватают пульт. Даже соитие прерывают, чтобы приготовиться. – Диковато. – Но это не все, – с воодушевлением продолжал Греко. – За пять минут, пока горит желтый, они полностью достигают кондиции. – У них встает? – Именно. И довольно мощно. А через пять минут, когда включается зеленый, они достигают оргазма сами по себе, включена кнопка или нет! Иногда кончают, не успев даже кнопку нажать. В чистом виде условный рефлекс. – И с самками получается? Пригодилось бы. – Мою шуточку Греко оставил без внимания. – В каждом эксперименте, от кур до обезьян, те, кому предлагается наибольший контроль над выбором, справляются хуже всех. Все они достигли состояния, аналогичного психозу маньяка, застрявшего на липучем веб-сайте. [167] Мой приятель из колледжа лечится от этого по сей день. – А идеально всегда справляются те, чьи интерфейсы обеспечивают предсказуемые результаты за счет автономии. – И что вы пытаетесь доказать? – спросил я. – Что людям нравится, когда командуют машины? – Наша компания с должным прилежанием именно к этому и стремится. Мы изучаем долгосрочные следствия нашей философии интерфейсов. Так как после инсталляции наши системы фактически поддерживают себя сами. Форма техноэкологии, задуманная нашим первым директором. – Сноубордистом? – Совершенно верно. Он предсказывал, что многие наши сегодняшние разработки станут неотъемлемыми элементами завтрашней цивилизации. Программа будет видоизменяться без дальнейшего вмешательства. Мы активно участвуем в эволюции своего вида. – Ух ты. Высокоразвитое общественное сознание. – Наверное, я высоковато поднял брови. Греко впервые заговорил простыми словами: – Это типа что, сарказм? Если не веришь в то, что мы делаем, может, не стоит тебе… – Греко, выдыхай, ладно? Мы всего лишь о коммерческом интерфейсе говорим. Не о новом же обществе. У одной обезьяны погасла красная лампочка и загорелась желтая. Обезьяна ринулась к пульту, затем уселась в предвкушении. – Но поскольку мы создаем реактивные, самоадаптирующиеся интерфейсы, отныне эволюцией правит программирование. Алгоритм «Синаптикома» модифицирует реакции пользователей с тем, чтобы управлять их поведением. – Как управлять? – Пока – чтобы вести пользователей к целям, которые мы запрограммировали. Считай, серия интеллектуальных агентов. – То есть? «Шоппинг-ассистентов»? [168] – Да, но шоппинг-ассистент на Алгоритме «Синаптикома» взаимодействует с тобой, собирает о тебе информацию, а потом ее использует, чтобы влиять на твое поведение. Всякий раз, когда ты принимаешь или отвергаешь предложенную им покупку, агент подстраивает свой способ предлагать. И научается в конце концов, как заставить тебя раскошелиться. – То есть запоминает, какие товары мне нравятся. – Агенту важнее не найти, что ты просил, а скорее внушить тебе, что он хорошо поработал, и заставить тебя принять его предложение. Таким образом, формировать или видоизменять спрос ему не сложнее, чем удовлетворять. – Но есть разница между «получить, что хотел» и «думать, будто получил, что хотел». – И какова же она? Ответа без той или иной примеси теологии я бы все равно не нашел. – А что происходит с конечным пользователем? – спросил я. – Превращается в реактивный механизм? – Вовсе нет, – отозвался Греко, постучав к шимпанзе. – В довольную обезьяну. Тяжело дыша, обезьяна таращилась на желтую лампочку. Меж мохнатых бедер – мощный сухостой. Из лаборатории мы направились дальше, к человечьей рабочей зоне. Хотя бы номинально человечьей. Зеленорубашечники сидели в скругленных загончиках вдоль изогнутой стеклянной стены, выходящей на реку Гудзон. На вид все довольные – пожалуй, немного чересчур. Все на местах. Ни единого карандаша или скрепки не валяется. Вообще никаких карандашей и скрепок. Одни клавиатуры, наушники и плоские мониторы. – Панорама что надо, – сказал я. – Нравится? – Еще бы. Весь город видно. – Думаешь, настоящий? – Греко скрестил руки на груди. – Ну да, конечно. А что, нет? – Может и настоящий. Мы инсталлировали в окна высокочеткие жидкокристаллические мониторы. Когда они отключены, стекло прозрачное. Когда включены, за окном фиктивная картинка, искусственно сгенерированная аналоговыми алгоритмами. Блиттинг я сам писал. – С ума сойти! – Я потрогал стекло. – Помнишь блиттинг, который ты в школе наваял? Для эмулятора? – Еще бы. Этот на том же коде строится. – И тоже распадается на квадратики, когда рендеринг подвисает? – Ага. – Воспоминание на секунду выбило из Греко синаптикомовские замашки. – До сих пор глючит. Льщу себе мыслью, что это фича. На мое плечо легла рука. – Видом любуешься? – Лори, главный зеленорубашечник, который на ранчо был. |