Онлайн книга «Товарищ "Маузер". Братья по оружию из будущего»
|
Зачем Пашка встал, и сам не мог объяснить. Протянул руки, принял монашку, – лицо у нее было белое, безумное, и сама она казалась бесчувственной, как мешок с картошкой. Пацан выбрался сам, спрыгнул. Пашка не сразу понял, что стрельба закончилась. Заорали с той стороны поезда, – банда опять лезла в вагон. Машинально подхватив саквояж, Пашка побежал во тьму. Впереди мелькала светлая рубашка мальчишки, монашку пацан почти насильно волок за руку. Они свалились у кустов, и Пашка их догнал. Мальчик ткнул рукой в темноту: – Туда! – Левее лес ближе. – Нет, они туда побежали. Пашка не был уверен, что снова хочет видеть безумную барышню с ее разрубленной полуголовой. Ну, ее к дьяволу. Да и прапор-беляк туда же может утекать. Но мальчишка уже ухватил за рукав, потянул. Монахиня едва держалась на ногах, пошатывалась. У поезда опять шла стрельба, раздавались крики. Нет, нужно оттуда подальше убираться. Пашка, сжимая саквояж и пригибаясь, зашагал следом за пацаном. Сырая трава цепляла за сапоги, путала ноги. * * * Плохо. Два проникающих в брюшную полость, и еще ключица перебита. От последнего, скорее всего, майор и без сознания. Блузку Катя уже разорвала, прижала тряпки к ранам, – толку-то? Профессиональная медицинская помощь срочно нужна. Ну же, толстяк, очнись! Эвакуировать человека в бессознательном состоянии невозможно. Неконтролируемый мозг может увести тело по любым координатам, и координировать такой Прыжок со стороны практически невозможно. Давай, толстый, возвращайся. Хоть на минутку! Левый глаз самой Кати ничего не видел, кровь заливала-заклеивала. Голова кружилась, – это от кровопотери. Надо бы остановить кровь, пока сама не свалилась. Только касаться собственного лба девушка боялась – по ощущениям, череп разрублен, а увидеть собственные мозги на пальцах – нет уж, увольте. Ну, ты придешь в себя, сукин сын, или нет? Давай – давай! Катя стянула с майора пиджак, разодрала ворот рубашки. С силой похлопывала по шершавым щекам. Плеснула коньяка из полупустой бутылки. Ресницы вроде бы дрогнули. – Его, наверное, посадить нужно, – неуверенно сказал прапорщик. – При ранениях в живот… – Пошли на хер! – зарычала Катя. – Вон отсюда! За кусты, пошли, суки! Живо! Все четверо остолбенели. Монашка, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Пашка застыл на полусогнутых. Залитая кровью девка и раньше была на диво страшна, а сейчас, с белозубым оскалом на черном лице, вообще походила на чертовку. Катя швырнула бутылку, угодила прапорщику в живот, тощий очкарик хрюкнул, согнулся пополам. Первым опомнился мальчишка, схватил за рукав свою спутницу, дернул за штаны Пашку: – Уйти нужно. Больше Катя не отвлекалась. Ресницы Виктора Михайловича вздрагивали. Он застонал, потянул руку к животу. Катя перехватила руку. – Не трожь! Слышишь меня? Витюш, ты слышишь? – Ну… пулемет… – Хрен с ним. Сейчас уйдешь. Сразу в госпиталь. Все будет хорошо. Только ты продержись пару минут. Ты хорошо соображаешь? – Да, – майор открыл глаза. – Тебя… что? – Нормально. Так – сейчас представь двор «К-ашки». Живенько представь, с подробностями. Я активирую чип возврата. Держись две минуты. Понял? – Понял. Катя… сможешь, доделай… Важно… Главное, его возьми… – Хорошо-хорошо. Возьму. На посту «К» сколько телефонов? – Два, оба черные. Катя… Девушка нащупала под кожей на груди майора зернышко капсулы, раздавила. Отшатнулась, сосредоточившись на воспоминаниях мельчайших деталей залитого летним солнцем двора родного отдела. * * * Монахиня сидела, уткнув лицо в широкие ладошки. Мальчик присел на корточки рядом, все усмехался-подмигивал. Мужчины топтались за кустами. – Добьет она его, – прошептал Пашка, кивая в темноту. – Чтоб не мучался. Ему все брюхо продырявило. Не жилец. – Вряд ли, – так же шепотом ответил прапорщик, – заранее сказать нельзя. Мощный мужчина. Впрочем, она тоже сильна. Волокла своего… друга почти в одиночку. Из меня помощник неважный. – Что ж вы так, ваше благородие? – пробормотал Пашка. – Такой видный господин, образованный, и на́ тебе, помочь барышне не мог. Прапорщик строго глянул сквозь свои круглые очки: – Я после контузии. А вы что же, бойкий юноша? Вы-то что отстали? Труса изволите праздновать? Из тех изволите быть, кто из подвалов погавкивает, за хамскую власть агитирует? – Давай, ваше благородие, шлепни меня, раз бандиты не дострелили, – пробормотал Пашка, глядя, как офицер неловко нащупывает кобуру. – Бандиты? А ты сам-то кто? – прапорщик, наконец, поймал рукоятку «нагана». В этот миг Пашка врезал ему с левой в челюсть. Офицер гукнул, отлетел, Пашка прыгнул следом. Покатились по траве, вдвоем цепляясь за «наган». Монашка застонала, не отводя ладоней от лица. Мальчик встал, нерешительно забормотал: – Ну что вы? Зачем? Пашке показалось, что его лошадь в бок лягнула – мигом слетел с офицера, закорчился на земле. Прапор схватился было за револьвер, но получил под дых ничуть не слаще Пашки. Чернолицая барышня стояла над ними, еще раз замахнулась ногой: – Не навозились? Вояки, бля… Поезд на месте стоит. Идите, атакуйте. Или мне вам здесь всласть вломить? – Не надо, – Пашка, держась за бок, отполз подальше. – Мы так, ненароком. Прапорщик ничего не мог сказать, ухватился за живот, очки в возне слетели, изумленно пучил глаза. Ну да, больно. Девушка подняла «наган», проверила барабан: – Понятно. Прапор, ты никогда шпалер не заряжаешь? – Патронов нет, – прохрипел прапорщик. – Что ж за револьвер хватался? – простонал Пашка. – Для острастки. Хотел тебя, быдло, на место поставить, – огрызнулся офицер, с трудом садясь. Девушка бросила «наган», взяла прислоненный к дереву карабин, щелкнула затвором: – Господин доброволец, извольте патроны выдать. – Нету, – пробурчал прапорщик. – Не нашел в темноте. – Мудак вы, господин доброволец, – коротко резюмировала девушка, тыльной стороной ладони размазывая кровь, все текущую по щеке. – А где твой ствол, кудрявый? Пашка пожал плечами: – У поезда где-то. Что я вам, солдат, что ли? Девушка неприятно, дребезжаще, как жестянка, засмеялась: – Вы что, идиоты? Два патрона на всех припасли? – У вас «маузер» был, – прохрипел прапорщик. – Вот именно, – поддержал Пашка. – Ты сама-то… |