
Онлайн книга «Товарищ "Маузер". Братья по оружию из будущего»
Офицеру и парнишке надежно стянули руки за спиной. Один из молодых хуторян с опаской присел за плечами у Кати: – Эй, страшенна, грабки давай. От громкого голоса завибрировало в виске. Только не орите и не трогайте. – Вставай, шльондра, – девушку силой поставили на ноги. В глазах потемнело, Катя покачивалась, но стояла. Почему рукам неудобно? Хуторяне разговаривали. Катя слушала, но смысл не улавливала. За пояс бритого был заткнут «маузер», и это почему-то вызывало смутное недовольство. Что-то не так должно быть. Откуда вообще все эти люди взялись? – То правда, що чорницю туди-сюди водити, – рассудительно сказал старший. – Вирисклива, страсть. – Так нехай хлопці оскоромляться. А то мій Андрійко, ужо усю жопень Гнатовій Ольке зам’яв. Ох, Андрійко, приб’є тебе дядько Гнат. – Ни, я обережно, – ухмыльнулся высокий парень. – Так ми, батьку, по-швидкому? А, дядько Петро? Можна? – Тільки без гамору. И балуйтеся скоріше, – нахмурившись, сказал старший. Высокий парень ухватил монашку за плечо. Та едва слышно ахнула, попробовала оттолкнуть крепкую руку. Хлопец ухмыльнулся, цапнул крепче: – А ну, Дмитро, бери ее. Або не хочеш? Второй хлопец с некоторым смущением подхватил монашку под другую руку. Широкое лицо девушки исказилось, она хотела закричать, но ладонь высокого хлопца ловко запечатала ей рот. Офицер судорожно сглотнул, прохрипел: – Греха, пановэ, не боитесь? Усатый крепко ударил офицера обрезом. Вторым ударом сшиб на землю, принялся топтать порыжелыми сапогами: – Порозмовляй ще! Погони начепив. Гріхами докоряє. Бач, ти, який. Хіба ж, невинні чорниці по дорогам шляються? В монастирю сиділа, хто б її торкнув? Шлюхово плем’я. Ноги розсунути, що почухатися. Зіпсували життя, кацапы прокляті. Прапорщик уже не шевелился, и селянин, отдуваясь, сказал: – От, Петро, ти мені скажи по-сусідськи, – чого москалі такі вперті? Уж сам би о смерті думав, а все нас життю вчить. От порода, – гірше жидів, чесно слово. Старший пожал широкими плечами: – Порода, вона і є порода. З свині коня не зробиш. Що там говорити, – нам що германець, що москаль, – одна воша. Французи прийдуть, – і їх переживемо. Землі зарити на всіх їх вистачить. А з прапорщика Блатык ще усі жили по одній витягне. Гнат говорив, у ночі половину хлопців у поїзда поклали. Блатык нонче злий. – Та нам що? – усатый сплюнул. – Головне, за хлопчика пусть що обіцяно заплатить. Дві тысячи – воно нам як раз, а Петро? – Смотря чим дадуть. Коли и правду миколаївськими… Катя сидела, слушала и ничего не слышала. Кусты кружились, забитый кровью нос не дышал, зато в рот упрямо лез густой лесной запах, мешал вздохнуть. Катя тупо смотрела, как по щекам мальчика текут слезы. Прапорщик зашевелился, с трудом подтягивая к животу ноги. Кудрявый парнишка стоял, крепко зажмурившись. Близко, за кустами, возились, утробно ухали. – Піду, допоможу, – озабоченно сказал усатый. – Шось завозилися. – Ох, дивися, задаст тобі Мотя, – усмехнулся старший, поправляя папаху. – Так хто ж їй скажэ? – подмигнул шепелявый. Катя сидела, прикрыв уцелевший глаз, так кусты меньше плясали. Ведя мальчика за плечо, подошел хуторянин, пнул девушку: – От ты яка… Из бар колишних, видать? Знатно тебя оскопили… Прям порося ободрота. Первыми из кустов вышли парни, за ними раскрасневшийся усатый. – Що? – с усмешкой спросил старший. – Не сильно-то и ворушилась, – шепелявый цыкнул сквозь широкую щербину в зубах. – Витками хоч прикрили? – Так, дядьку Петро, ми зараз с лопатами повернемося, зариемо, – заверил высокий хлопец. – Ну, пішли тоді. Снідати давно пора. Катя брела последней из пленников, – изредка ее брезгливо подталкивали в спину стволом обреза. Следом за девушкой шагали шепелявый усач с сыном. – Батьку, може її теж, того? – пробормотал хлопец. – Глянь, с заду вона ладна. – Іш ти, сподобалася. Бачиш, вона ледве стоїть. Голова разможжона. В волосях колтун. Може, и черви е. Заразу спіймаєш, тоді тебе в місто до доктору вози? Грошей знаєш скільки? От то-то. – Зрозуміло. Батьку, дядько Петро с грошами не обдурить? Гроши за хлопчика не маленьки обицяни. – Або я дурний за тебе? Догляну. А ось башмаки и піджак с ней сняти потребно. Гарний піджак. Може відстирається… Катя сосредоточилась на том, чтобы передвигать ноги исключительно по тропинке. Мысль споткнуться пугала. Упадешь – не встанешь. Вышли из леса, невдалеке виднелись крыши хутора. Пришлось обогнуть поле с кукурузой. Катя устала так, будто рванула километров на пятьдесят с полной выкладкой. Яростно залаяла собака. Вошли во двор. Появились две бабы. Тараторили так, что и слова разобрать не удавалось. Катя и не пыталась. Лечь бы поскорее… Пленных затолкали в погреб. – Ой, Петро, та вони ж усе запаскудять! – Ни. Вони городски, культурни. Знають, як що, шкиру живцем здеремо. В погребе было прохладно, спокойно. Катя сползла на чурбак, осторожно прислонилась затылком к бочке и отключилась. * * * Проснулась от собачьего лая. Пес гавкал так, для порядка, – во дворе чужих не было. Катя вяло вспомнила своего Цуцика, пса-хаски, скучавшего без хозяйки за тридевять земель отсюда. Ага, и за, без малого, сто лет тому вперед. Ну да, опять вляпалась бестолковая хозяйка. Туман из головы повыветрился. Мысли приобрели относительную связность, забитый спекшейся кровью нос все-таки начал различать крепкий дух соленых огурцов и капусты. В животе что-то сжалось. Угу, кушать хочется. Рядом шептались: – Уехал. Вроде к обеду обещал быть. – Нам-то что? Уж нас-то, ваше благородие, досыта накормят. Хорошо, если прикопают, а то и свиньям могут скормить. Слышь, как боровы в хлеву хрюкают? Эх, надо было стрелять. – Что ж не стрелял, пролетарий? В штаны наложил, железный кулак революции? – Так ты команду не дал. Ты же при погонах, главнокомандующий, чтоб тебя… Обосрались, чего уж там. – Да уж. Слушай, пока мужиков дома нет, может, попробуем вырваться? Дверь на вид хлипкая. – А руки? Дверь лбом, что ли, вышибать? Ну, попробуй, у тебя башка образованная, может, и для полезного дела сгодится. – Попробуй мне веревку развязать. Или перегрызть. Зубы у тебя для пролетария очень неплохие. – Сам грызи. Там грызть дня два. Веревку-то не пожалели, мироеды. – Черт с тобой. Хоть руками попробуй. Нужно же что-то делать. |