Онлайн книга «Хаосовершенство»
— Здесь написано, что Дементьев погиб во время бунта. — А что я должен был написать? Брови Стефана взметнулись вверх. — Ты отпустил создателя π-вируса на свободу? Флобер тихо вздохнул. — Я хотел его убить. Мне не позволили. — Мертвый? — У него было много людей в Африке, они контролировали каждый мой шаг. — А остальных машинистов, работавших с «поплавками», ты грохнул? — Разумеется. — Ну, хоть на это ума хватило. — Дрогас вывел на экран личное дело Дементьева. Беглец из Санкт-Петербурга, ученик Танаевского, набрал сто баллов на вступительных экзаменах в Университет, получил стипендию, но подписывать контракт с корпорациями не спешил, работал машинистом у храмовника… «У храмовника? Как интересно». — Кто приехал за Дементьевым? Как его забрали? — Приехал курьер. Невысокий такой, в наномаске, на которой изображена кукольная рожица. Люди Мертвого его боялись. «Невысокий в наномаске? Еще интереснее…» Стефан слышал истории о невысоком убийце в приметной наномаске, который брался за самые сложные дела и выполнял их с блеском. Относился с недоверием, считая киллерским фольклором. Однако Флобер, судя по всему, не врал. — Я хотел убрать их по дороге и послал в засаду трех ребят, — продолжил Густав. — Невысокий убил их ножом. — Хреновые у тебя ребята, — пробормотал Дрогас. Еще Моратти интересовало, куда мог отправиться Чайка, но спрашивать об этом Флобера глупо. Да и вообще спрашивать глупо, поскольку ясно, что парень с таким талантом нужен Мертвому только в одном месте — на Станции. * * * Территория: Россия. Санкт-Петербург. Ветрено, сыро, противно. Теплое ощущение дома — Фамиля? — Что? — растерялся Чайка. — Твой фамиля! Бистро-бистро! Черноглазый пограничник изъяснялся настолько плохо, что даже активизированный в «балалайке» переводчик с современного русского справлялся с огромным трудом. — Соловьев, — сообщил Чайка. — Илья Федорович. — Рюски? Зачем карточка делать, а? Бистро-бистро отвечать! А? Чайка сообразил, что пограничник принял его за россиянина и удивился предъявленной иммиграционной карте. По всей видимости, читать он умел еще хуже, чем говорить, а потому пришлось объяснять на пальцах: — Я гражданин Анклава Москва. Мои документы… — Аньклав! — Пограничник презрительно посмотрел на Илью. — Сто тысяч рублей. Бистро-бистро, давай-давай! — У меня только юани. — О, юань! Десять юань давай-давай, бистро-бистро! Чайка протянул деньги, черноглазый шлепнул на карточку отметку: «Сбор уплачен» — и швырнул документы обратно. — Следующий! Бистро-бистро! Плата за пересечение границы и была, собственно, главной формальностью. Все остальное представителей власти интересовало слабо. — Бистро-бистро! Давай-давай! Илья прошел по коридору, свернул за угол и уперся в хвост следующей очереди. — Таможня? — Граница, — вздохнула стоящая впереди тетка. — Не убирай документы. А вот это что-то новенькое. Чайка удивленно посмотрел на женщину. — Граница? В смысле — еще одна? — Там был пост Министерства пограничных сборов, а здесь — Министерства пограничных пошлин, — сообщила тетка. И заученно добавила: — Двойной контроль прибывающих необходим нашему государству для усиления борьбы с террористической угрозой. — Очень правильная мера, — поддержал законопослушное выступление Илья. — Цена такая же? — Ага, десять юаней. Чайка полез за кошельком. До столицы России Илья добрался с комфортом, в вагоне «суперсобаки», а не под ее брюхом, как частенько приходилось путешествовать в прошлом. К тому же Грязнов сделал Чайке подлинную метку сотрудника «МосТех», которая позволила Илье ввезти запрещенный в России «раллер», чем в очередной раз продемонстрировал свои невероятные возможности. «Но для чего? Для чего ты хочешь устроить аварию, Кирилл?» Впрочем, думать о Грязнове сейчас не хотелось. Оказавшись в родном Питере, Чайка, совершенно неожиданно для себя, почувствовал прилив сентиментальности — теплое чувство, которое появляется при возвращении домой, — и, поскольку время позволяло, решил прогуляться по улицам, на которых прошли его детство и юность. С вокзала, разумеется, на Невский и пешком к реке, с улыбкой выискивая изменения и радуясь, если найти не удавалось. «Осторожнее с карманниками. В настоящее время Невский поделен между тремя группировками, в каждой из которых насчитывается по семь-девять человек. Постарайтесь держаться от них подальше. — В правом верхнем углу напыленного на глаза Чайки наноэкрана появились фотографии воров. — Если вы стали жертвой карманников, не советуем обращаться к патрульным — они в доле. Лучше всего — плюньте». В Москве Илья загрузил последнюю версию «Русской Рулетки», питерского аналога московского путеводителя «Дыры и Заборы», и теперь с интересом слушал тихий шепот, комментирующий все, во что упирался взгляд Чайки. «Обратите внимание на великолепие Невской Мечети, отстроенной на месте музея атеизма…» Близилось время пятничной молитвы, и прилегающая к мечети площадь стремительно заполнялась мобилями и автомобилями всех мастей, от «рабочих лошадок» до блестящих «Мерседесов Мао». — Рюски? — Анклав, — коротко отозвался Чайка. — Дакумента! — Нам тута тирариста не нада! — Чо в рюкзака? — Можа иму рюки в гору? Патрульных было трое. На плечах автоматы, на телах черная форма со знаками различия муниципального комитета жилищно-коммунальной безопасности (это сообщила вездесущая «Русская Рулетка»), в глазах — горячее желание поймать хоть какого-нибудь преступника. Притушить желание удалось с помощью ставших уже традиционными десяти юаней. Попрощавшись с дружелюбными муниципалами, которые на прощание посоветовали: «К дворца ни хади, тама сивоня О-Ка-Ры дикует», Чайка полавировал меж припаркованных на площади машин и прошел на Казанскую, с трудом подавив желание заглянуть в английский паб, в котором подавали и продолжали подавать отличное пиво. Затем прогулялся по Гороховой и набережной Мойки и, пройдя насквозь площадь Толерантности, на которой конный памятник Шамилю соседствовал с Музеем истории православия, вышел к реке. |