Книга Канонир, страница 23 – Юрий Корчевский

Уже недалеко от города я увидел троих степенных мужиков с топорами за поясом. По характерной манере носить топоры я опознал в них рязанцев. Так носили инструмент только они. Под тяжестью топора пояс перекашивался на одну сторону, и рязанцев называли «косопузыми».

— Из Рязани? — спросил я.

— Из неё, родимой.

— В Москву?

— Да ты чего, совсем без глаз, али не слышал ничего? — изумились мужики. — От Москвы, почитай, не осталось ничего. Эвона, сам погляди.

— Да видел я, но думал — отстраивать спешите.

— Эх, милок, не скоро ещё Москва подымется. Из Рязани пришли князю Бутурлину хоромы ставить, а тут беда такая. Назад в Рязань возвертаться никак не можно — везде басурманы проклятые рыщут — так и в полон попасть можно. Вот сидим, думу думаем — куда податься. Дома семьи ждут, а чего вертаться без денег — без них никак нельзя.

Я оглядел мужиков повнимательнее. Инструмент у них точёный, руки — лопатами, в ссадинах, стало быть — трудяги, а не лихие разбойники с большой дороги. Да и в глазах тоска. Понятно, заработать в Москву шли, а тут — огненный кошмар.

— Вот что, мужики, мне люди в команду на судно нужны. Кто-нибудь с парусами управляться может?

— Мы всё могём: дом срубить, печь класть, под парусом тоже ходили — когда помоложе были.

Мужики выжидательно уставились на меня. Я решился.

— Хорошо, идите вдоль Яузы, увидите большой ушкуй. Скажите кормчему Акакию, мол, я велел ему вас на борт взять, в команду.

Мужики дружно скинули шапки, поклонились в пояс:

— Спаси тебя Господь, любопытствуем насчёт имечка.

— Юрием меня звать.

— Ага.

Мужики надели шапки и бодро двинулись по дороге. В их походке появилась уверенность. Одно дело — сидеть на дороге без денег, без работы и без цели, и совсем другое — быть нужным. Опять же — накормят на корабле, а то котомки за плечами у мужиков совсем тощие.

Я вошёл в город, вернее — в то, что от него осталось. Впечатление жуткое — как после ядерной бомбардировки. Везде пепелища от сгоревших домов и построек, лишь торчат на пепелище печные трубы, как кресты на погосте. И повсюду — трупы людей, лошадей, собак, обугленные до неузнаваемости. Город пустынен, ни одного живого человека окрест. Похоже — ни крымчаков, ни наших воинов в городе нет. Да и что тут теперь делать? На улицах завалы — пройти можно, лишь пробираясь по мусору пожарищ и рискуя наступить невзначай на обгорелый труп, казавшийся дотоле кучкой угля. Нет, в городе мне делать нечего. Я повернул назад.

Масштабы бедствия ужасали. Вдоль дорог расположились беженцы, кое-где виднелись натянутые шатры. Тысячи людей брели к окрестным деревням, в поисках воды и пищи.

Нам бы на ушкуй ещё два-три рукастых мужика, и тогда можно смело идти дальше. Только как определить, кто рукастый и умелый, а кто нет? Многие сейчас в шоке, и отойдут через день-два.

Меня тронули за рукав. Я повернул голову. Рядом стоял довольно крепкий мужик лет сорока.

— Помоги полог натянуть.

Я пошёл за мужиком. К двум веткам дерева был привязан за верёвки парусиновый полог. Мы взялись за другие две верёвки, растянули полог, обмотали концы вокруг деревьев.

— Вот спасибочко. — Мужик постоял минуту: — Теперь вроде как дома. Только вместо старой избы новую пятистенку поставил — и всё прахом. Да дом — ладно, дело наживное — жена и детки в огне сгинули, так что и хоронить нечего, одни головёшки. Татары-то где ныне — не слыхал?

— Не знаю. Сам ходил в город — узнать, да кроме пепла и угольев — ничего. Зачем полог большой натянул, коли одинёшенёк остался?

— Какой нашёл, такой и повесил. А что мне одному велик — так вон беженцев сколько, пусть пользуются — всё какое-никакое укрытие.

Мне понравилось его высказывание.

— Чем на жизнь зарабатывал?

— Лоточник я — тем и кормился.

— Кроме торговли, что ещё можешь?

— Да всё. Дом вон своими руками сладил, печь — врать не буду — брательник клал. Злой он до каменной работы.

— На корабле плавал ли когда?

— Как не плавать? Найди торгового гостя, что на корабле не плавал. Мыслю я — нет таких.

— Пойдёшь ко мне в команду? Людей после пожара не осталось, а мне во Псков надо.

— Почему не пойти? С превеликим удовольствием. Всё равно — ни семьи, ни дома, ни денег — ничего нет. На Москву нынешнюю смотреть — одни слёзы, лучше уж в другие места податься. А сколь платить будешь?

— Как всем — полушка в день, харчи за мой счёт.

— Согласный я, меня Егором кличут.

— Тогда пошли, Егор, со мной. Кораблик наш далековато, версты две отсюда.

— Да разве это далече?

Мы пошли по дороге и вскоре добрались до Яузы. Навстречу медленно опускался по течению наш ушкуй, парусов на нём не было. На носу стоял Фрол и поглядывал на берег. Завидев меня, он махнул рукой Акакию, и ушкуй мягко ткнулся носом в песок.

С борта на берег сбросили сходни, причём сходни новые. Я удивился — мы же, из Москвы убегая, сходни бросили. Фрол похвалился:

— Мужики, что ты прислал, сиднем не сидели. Посетовали они, что на борт карабкались — неудобно, дескать, вот новые сходни и срубили.

— Молодцы рязанцы.

— А то! Это ещё кто с тобой?

— Нового человека в команду привёл, Егором звать. С нами пойдёт. Покушать осталось ли чего?

— А как же, оставили тебе — каша ещё не остыла. На двоих маловато будет, так не знали мы.

Мы с Егором по-братски разделили трапезу.

Все собрались на корме.

— Акакий! Ты в Псков дорогу знаешь?

— А то как же, ходил не единожды.

— Отлично. Кто оружием владеет?

Вновь прибывшие члены команды лишь руками развели. М-да, в случае чего рассчитывать придётся на себя и на Фрола.

Мы прочли молитву, перекрестились.

— Ну, что, Акакий! Командуй!

Мы убрали сходни, вшестером подняли большой парус и направились по Яузе вниз по течению.

Акакий стоял на своём месте у рулевого весла, мы же мрачно смотрели на сгоревший город. На стрелке Яузы и Москвы-реки повернули направо.

К вечеру удалось добраться до Волока Ламско- го, где и заночевали.

Утром команда проснулась от стука в борт.

— Эй, на судне, вас волочить, али просто ночуете здесь?

Я свесил голову с борта. На берегу стоял дюжий молодец.

— Волочить.

— Два рубля серебром, и деньги вперёд.

Я отсчитал деньги и бросил парню.