Онлайн книга «Generation «П»»
Морковин раскрыл папку и вооружился карандашом. Из деликатности Татарский отошел к стене и стал изучать пришпиленные к ней кнопками бумаги и картинки – их было множество. Сначала его внимание привлек большой плакат с Антонио Бандерасом в голливудском шедевре «Степан Бандера». Бандерас, романтически небритый, с футляром от огромной бандуры в руке, стоял на окраине условной Жмеринки и грустно смотрел на разбитую «тридцатьчетверку» в крапивно-подсолнуховом чаппарале. С первого взгляда на толпу вислоусых селян в расшитых петушками пончо, которые жмурились на красно-желтое фотографическое солнце, делалось ясно, что фильм снимали в Мексике. Плакат был не настоящим – это был коллаж. Неизвестный шутник аккуратно подмонтировал жопастую пару девичьих ног в темных колготках к торсу Бандераса в тяжелом кожаном жупане. Под изображением был слоган: SAN-PELEGRINO ЭТУ СВЯЗЬ НЕ РАЗОРВЕТ НИЧТО Прямо на плакат скотчем был приклеен факс на бланке компании «Янг энд Рубикам». Он был коротким: Серега! Перетер. Окончательная коррекция брэнд-эссенций на два квартала: Чубайс – отвага на пожаре / зеленые в банке Лебедь – правда в камуфляже / порядок в бабочке Явлинский – think different / think doomsday [31] (Apple не возражает) Ельцин – стабильность в коме / демократия в гробу Hi there [32] , Эдик. – Для Чубайса слабовато они придумали, – сказал Татарский, поворачиваясь к Морковину, – а коммунисты где? – Их в оральном отделе сочиняют, – ответил Морковин. – И слава Богу. Я бы за две зарплаты не стал. – А там что, больше платят? – Так же. А есть ребята, которые у них за бесплатно вкалывать готовы. Одного, кстати, сейчас увидишь. Рядом с Бандерасом висела сделанная на цветном принтере открытка с золотым двуглавым орлом, сжимающим в одной когтистой лапе «калашников», а в другой – пачку «Мальборо». Под лапами орла была золотая надпись: SANTA BARBARA FOREVER [33] . ОТДЕЛ РУССКОЙ ИДЕИ ПОЗДРАВЛЯЕТ КОЛЛЕГ С ДНЕМ CВЯТОЙ ВАРВАРЫ! Справа от открытки висел еще один рекламный плакат – Ельцин, склонившийся над шахматной доской с еще не пришедшими в движение фигурами. Смотрел он на нее почему-то сбоку (видимо, мизансцена подчеркивала его роль верховного арбитра), а вместо белого и черного королей стояли маленькие бутылочки с надписями «Обычное виски» и «Black Label». Подпись гласила: >BLACK LABEL МОЩНЕЙШАЯ РОКИРОВКА! В дверь постучали. Татарский повернулся и замер. Такое количество встреч со старыми знакомыми за один день казалось неправдоподобным – в кабинет вошел Малюта, копирайтер-антисемит, с которым они работали когда-то в агентстве Ханина. Он был одет в турецкую косоворотку, перехваченную солдатским ремнем, на котором висела целая батарея оргтехники: сотовый телефон, пейджер, зажигалка «Зиппо» в кожаном футляре и шило в узких черных ножнах. – Малюта! Чего ты здесь делаешь? Малюта, однако, не проявил удивления. – Я здесь всему кагалу имидж-меню сочиняю, – ответил он. – Про квасок ядреный с хренком слышал? Или про блины с тешкой? Это все мои хиты. Еще в оральном отделе работаю на полставки. А ты по компромату? Татарский промолчал. – Знакомы? – с любопытством спросил Морковин. – Ну да, у Ханина вместе сидели. Значит, без проблем сработаетесь. – Работать я один предпочитаю, – сухо сказал Малюта. – Чего делать-то надо? – Азадовский просил, чтобы ты проект доработал. По Березовскому с Радуевым. Радуева не трогать, а вот по Березовскому надо чичирок добавить. Я тебе вечерком позвоню, дам кое-какие инструкции. Сделаешь? – По Березовскому-то? – спросил Малюта. – Чичирок? Это да. Когда нужно? – Вчера, как всегда. – А где исходник? Морковин посмотрел на Татарского. Тот пожал плечами и протянул Малюте папочку с распечаткой сценария. – Ты с автором не хочешь поговорить? – спросил Морковин. – Чтоб он тебя в курс ввел? – Сам по тексту разберусь. Завтра в десять будет готово. – Ну, как знаешь. Когда Малюта вышел, Морковин сказал: – Не очень он тебя любит. – Да ерунда, – сказал Татарский. – Поспорили как-то о геополитике. Слушай, а кто будет вышки менять? На бурильно-телевизионные? – Вот черт, забыл. Хорошо, что напомнил, – я ему вечером объясню. Ты, кстати, с ним помирись. Сам знаешь, что у нас сейчас с тактовой частотой, а Леня ему все равно одного 3-D генерала выделил. Говорит, эфир оживляет. Так что кадр он перспективный, а какая завтра коррекция придет и откуда, никто не знает. Может, он вместо меня завотделом будет, тогда… Морковин не договорил. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Азадовский. Следом за ним вошли двое охранников со «скорпионами» на ремнях. Лицо Азадовского было белым от ярости, а пальцы быстро сжимались и разжимались с такой силой, что Татарский вспомнил когти орла с поздравительной открытки. Таким Татарский никогда его не видел. – Кто Лебедя последний раз сводил? – закричал Азадовский от дверей. – Как обычно, – испуганно ответил Морковин, – Семен. А что случилось? Азадовский повернулся к парню с пони-тэйлом. – Ты? – спросил он. – Это ты сделал? – Что? – спросил Семен. – Ты Лебедю сигареты заменил? С «Кэмела» на «Житан»? – Я, – сказал Семен, – а что такое? Я просто подумал, что так будет актуальнее. Мы же его собирались с Аленом Делоном монтировать. – Увести, – скомандовал Азадовский. – Подождите, подождите, – испуганно выставил перед собой руки Семен, – я объясню… Но охранники уже волокли его в коридор. Азадовский повернулся к Морковину и несколько секунд сверлил его глазами. – Я ничего не знал, – сказал Морковин, – клянусь. – А кто про это знать должен? Я? А ты знаешь, откуда мне сейчас звонили? Из «Джей-Ар Рейнольдс тобакко», которые нам «Кэмел» у Лебедя на два года вперед проплатили. И знаешь, что они сказали? Что они нас через своего конгрессмена на пятьдесят мегагерц опускают. И опустят еще на пятьдесят, если Лебедь в следующем эфире опять с «Житаном» будет. Я не знаю, сколько этот Семен наварил на черном пи-аре, но потеряем мы много, очень. Мы что, блядь, в двадцать первый век на ста мегагерцах въехать хотим? Когда следующий эфир с Лебедем? |