
Онлайн книга «Священная книга оборотня»
На этот раз он не отстранился. – Правда? – спросил он. – А почему? – Потому что у тебя наконец хорошее настроение. Тебе лучше. А я тебя люблю. Он чуть помрачнел. – Я тебя тоже люблю. Но я все время думаю, что ты от меня уйдешь. Наверно, тебе после этого будет лучше. Но я не испытаю за тебя никакой радости. – Во-первых, я никуда не собираюсь от тебя уходить, – сказала я. – А во-вторых, то чувство, о котором ты говоришь, – это не любовь, а проявление эгоизма. Для самца-шовиниста в тебе я просто игрушка, собственность и статусный символ-трофей. И ты боишься меня потерять, как собственник боится расстаться с дорогой вещью. Так ты никогда не сможешь испытать за другого радость. – А как испытать радость за другого? – Для этого надо ничего не хотеть для себя. – Ты что, ничего не хочешь для себя? – спросил он недоверчиво. Я отрицательно покачала головой. – А почему? – Я уже как-то тебе говорила. Когда долго смотришь вглубь себя, понимаешь, что там ничего нет. Как можно чего-то хотеть для этого ничего? – Но ведь если в тебе ничего нет, то в других и подавно. – Если разобраться, нигде нет ничего настоящего, – сказала я. – Есть только тот выбор, которым ты заполняешь пустоту. И когда ты радуешься за другого, ты заполняешь пустоту любовью. – Чьей любовью? Если нигде никого нет, чья это тогда любовь? – А пустоте это безразлично. И ты тоже не парься по этому поводу. Но если тебе нужен смысл жизни, то лучшего тебе не найти. – А любовь – это что, не пустота? – Пустота. – Тогда какая разница? – А разница – тоже пустота. Он немного подумал. – А можно заполнить пустоту… справедливостью? – Если ты начнешь заполнять пустоту справедливостью, ты быстро станешь военным преступником. – Чего-то ты здесь путаешь, рыжая. Почему это военным преступником? – Ну а кто будет решать, что справедливо, а что нет? – Люди. – А кто будет решать, что решат люди? – Придумаем, – сказал он и поглядел на летевшую мимо него муху. Муха упала на пол. – Ты чего, озверел? – спросила я. – Хочешь быть, как они? И я кивнула головой в сторону города. – А я и есть как они, – сказал он. – Кто они? – Народ. – Народ? – переспросила я недоверчиво. Кажется, его самого смутил пафос этой фразы, и он решил сменить тему. – Я вот думаю, не сходить ли на работу. Узнать, как там и что. Я опешила. – Ты серьезно? Тебе что, мало трех пуль? Еще хочешь? – Бывают служебные недоразумения. – Какие недоразумения, – простонала я, – это же система! Ты думал, системе нужны солисты? Ей нужен хрюкающий хор. – Если надо, хрюкну хором. Ты сама подумай, что мы делать будем, когда деньги кончатся? – Ой, ну уж это не проблема. Не переживай. Тут до людей меньше километра. Как пойду в магазин, заскочу на панель. Он нахмурил брови. – Не смей так даже говорить! – А ты не смей говорить мне «не смей», понял? – Моя девушка пойдет на панель… В голове не укладывается. – «Моя девушка, моя девушка…» Когда это ты меня приватизировал? – Будешь деньги зарабатывать проституцией? А я на них питаться? Прямо какой-то Достоевский. – Да е… я твоего Достоевского, – не выдержала я. Он поглядел на меня с интересом. – Ну и как? – Ничего особенного. Мы оба засмеялись. Не знаю, чему смеялся он, а у меня причина была. Из уважения к русской литературе я не стану приводить ее на этих страницах, скажу только, что красный паучок из «Бесов» полз в свое время по подолу моего сарафана… Ах, скольким титанам духа я сделала свой маленький смешной подарок! Единственное, чего мне по-настоящему жаль – что не довелось поднести к губам Владимира Владимировича Набокова так мастерски расписанного им кубка. Но в совке были проблемы с выездом. Пусть же это повиснет еще одним злодеянием на совести мрачного коммунистического режима. К счастью, зарождающаяся ссора кончилась смехом. Я чуть не совершила ошибку – никогда не следует прямо перечить мужчине, особенно если его обуревают сомнения в собственной значимости. Надо было сперва понять, что у него на уме. – Хочешь вернуться на нефтекачку? – спросила я. – Нет. Не туда. Теперь там Михалыч воет. Я догадалась, что за время своего отсутствия он установил контакт с внешним миром – возможно, виделся с кем-то или говорил по телефону. Но я не стала проявлять лишнего любопытства на этот счет. – Михалыч? Но ведь когда он выл, череп не плакал. – А они новую технологию придумали. К пяти кубам кетамина добавляют три куба перевитина, а после укола пускают ток. – Через череп? – Через Михалыча. – Вот извращенцы. – Не говори, – сказал он. – Так они его за год угробят. – Михалыча? – Да этому Михалычу все один хрен. Череп угробят. Он и так уже от слез весь в трещинах… Временщики. Нефть идет, деньги капают – и ладно. А что завтра будет, никто даже думать не хочет. – Слушай, а что это за череп? – решилась я задать давно мучивший меня вопрос. – А вот этого я сказать не могу, – сразу поскучнел он. – Государственная тайна. И вообще, не надо о моей работе. Меня не удивляло, что он до сих пор считал контору своей работой. Есть места, откуда нельзя уволиться по собственному желанию. Но я не ожидала, что он захочет вернуться к людям, пославшим в него три серебряных пули. Впрочем, я ведь даже не знала, кто и почему это сделал – он ничего не рассказал. – Куда же ты пойдешь, если не на нефть? – спросила я. – Сверхоборотню работа найдется. – Чего? – наморщилась я. – Какому сверхоборотню? – Мне, – ответил он удивленно. – Когда это ты стал сверхоборотнем? – Как когда? А то ты не видела. – Ты думаешь, что ты сверхоборотень? – Что значит – думаю? Я знаю. |