
Онлайн книга «Осквернитель»
![]() Я отложил ее в сторону и взялся за последнее совсем уж тоненькое сочинение «Нильмара – закатная жемчужина Святых Земель», открыл его на вложенной в середину закладке и в свете лампы принялся читать подчеркнутые грифелем строки. «Осквернитель! Учитель в великой мудрости своей никогда не произносил этого слова вслух, но я не могу и не буду скрывать правду. Осквернитель! Именно так следует именовать не человека, но существо, которое пронзит Бездну и дотянется до самой сути Извечной Тьмы. Кто он и как появится на свет – неведомо никому. Но без Скверны и темной волшбы рождение его невозможно. Осквернителем станет ребенок, в чьих жилах от рождения, еще в чреве матери, будет течь Скверна и гореть черное пламя Тьмы – две стихии, полученные им от родителей. Только так и никак иначе, и всякий, кто возьмется оспаривать подобное утверждение, неминуемо станет противоречить тезисам учителя нашего, преподобного Модеста. Было бы чрезвычайно опрометчиво оставлять подобному чудовищу жизнь, но кровь, в которой растворены и одновременно сосуществуют Извечная Тьма и Скверна, станет чудесным эликсиром, катализатором перехода человека на новую ступень бытия». Беса в душу! Будь я проклят, если это не сочинение Сквернослова – сбившегося с пути истинного ученика Модеста Оражского! Выходит, и в самом деле здесь чернокнижник обосновался. Или закостенелый еретик, но это уже неважно, вопрос заключался в том, с какой стати этот выродок привязался ко мне. Где я мог перейти ему дорогу? Неужто из Драгарна след тянется? Поля пожелтевших страниц пестрели карандашными пометками, но, сколько ни вглядывался в них, разобрать смысла так и не сумел: почерк – как курица лапой, и через слово – сокращение. Быстро пролистал хрупкие листы, нет – других пометок и выделений в книге не обнаружилось. Почему же постояльца заинтересовал именно этот фрагмент? Что в откровениях об Осквернителе увлекло его? Я еще раз перечитал подчеркнутый текст и в голос выругался, пораженный внезапной догадкой. Леопольд и Луиза! Ей отец-чернокнижник передал частичку Тьмы, а он от рождения получил восприимчивость к потустороннему. Тьма и Скверна! Само по себе это не так страшно, но, если свести их вместе, если свести вместе четырнадцатилетних подростков… Бесов праздник! Я вскочил со стула и начал перетягивать стопку книг шпагатом, но только затянул первый узел, как за окном послышался непонятный шум. Показалось, нет? Прихватив с собой трость, я распахнул дверь черного хода, перегнулся через ограждение лестницы и окликнул парней: – Ори! Гастон! В ответ – тишина. Заподозрив неладное, я в один миг скатился по шатким ступенькам и едва не споткнулся о распластанное на земле тело. Ори?! Присел у охранника, вокруг головы которого растекалось темное пятно, обернулся на непонятный хрип, а там – привалился спиной к стене Гастон. Одной рукой телохранитель зажимал распоротое горло, другую тянул к выходу из переулка. Попытался что-то просипеть, но кровь меж пальцев так и хлестала, и крепыш, не сумев выдавить из себя ни слова, уткнулся лицом в грязь. Беса в душу! Я взвыл от ярости и метнулся вдогонку за убийцей. На куски порву! Голыми руками! Только вылетел на улицу и сразу заметил у соседнего дома человека в сером плаще с накинутым на голову капюшоном, что со всех ног улепетывал прочь. Я – за ним. Кричать ничего не стал, поберег дыхание. Да и толку? Добровольно убийца все равно не остановится, а стражников в Акульей пасти и днем с огнем не сыщешь. Вместо этого я поднажал, беглец тоже припустил со всех ног. Сворачивать в подворотни он не рисковал, но зато продолжал нестись по улице, так что полы короткого плаща развевались у него за спиной, словно крылья. Уйдет? Ну уж нет! Я весь вложился в один рывок, насколько смог, сократил отставание, а потом швырнул в беглеца трость. И – попал! Крутанувшаяся в полете рукоять шибанула по ноге, убийца вскрикнул от боли и сбился с шага, но я и сам, потеряв равновесие, едва не покатился на мостовой. А только выровнялся и начал сокращать отставание, хромоножка выскочил из переулка на широкий бульвар. Там горели фонари, шумели у кабаков подвыпившие компании, вовсю сновала припозднившаяся публика. Только упущу из виду – и пиши пропало, затеряется в толпе. Сбросит плащ – и все, ищи ветра в поле… – Держи вора! – во всю глотку заорал я тогда. – Эгей! Хватай его! Зеваки испуганно прыснули с пути убийцы, а квартальный бестолково завертел головой по сторонам, но какой-то доброхот все же решился задержать воришку и бросился ему в ноги. Беглец легко уклонился, подскочил к высоченной ограде, подтянулся и, неловко дернув в воздухе ногами, перевалился на другую сторону. – Эй! Куда?! – возмутился собиравший плату за вход на цирковое представление старикан; я оттолкнул его в сторону и вскарабкался на забор. С высоты заметил мелькнувший в проходе между шатрами серый плащ, соскочил на землю и бросился наперерез. Не успел только чуть: пальцы соскользнули с плотной ткани, и везучий сукин сын немедленно заскочил в попавшийся на пути балаган. Миг спустя я вломился следом – и будто грудью на призрачное копье напоролся. Зеркальный лабиринт! Кругом одни зеркала! Зеркала, которые никому и в голову не пришло освятить! Я крутнулся на месте, а там – лишь очередное отражение моей покрасневшей физиономии. Моей?! Знакомые черты лица исказились, кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок, под пустыми провалами глазниц залегли чернильные тени. Это не отражение, это бесы взирают на меня из глубины зеркал! Ледяными крючьями вонзилось в душу потустороннее, Скверна хлынула из зеркал, растекаясь по лабиринту бурным потоком, затрещали рамы, пол под ногами прогнулся, пошел волнами потолок, а стекла искривлялись и выгибались. Окружающее начало терять материальность, отражения же бесов, напротив, понемногу проникали в наш мир, обретая призрачную плоть. Я зажмурился, вслепую зашарил руками в поисках выхода и вдруг сообразил, что под ладонью плоская гладь стекла. Плоская, не выгнутая пузырем! Так вся эта бесовщина творится лишь в моей голове?! Но растворенная в воздухе Скверна жгла все сильнее, заточенные в душе бесы яростно рвались на волю, а тело продолжало наливаться свинцовой тяжестью. Еще немного – и у меня даже рукой пошевелить не получится, какая уж тут иллюзия! А, пропади оно все пропадом! |