Онлайн книга «Русич. Шпион Тамерлана»
|
– Работенка тебе, Арсений Иваныч! – кинув Раничева на пол, бодро отрапортовали воины. Палач недовольно отвлекся от книги, мотнул головой: – Чего его тут развалил? Давайте, на дыбу подвесьте. – Погоди малость с дыбой, Арсений, – наклонившись, прокричал сверху дьяк. – Пущай он у тебя так посидит покуда, посмотрит. – Да пущай сидит, мне-то что? – Арсений пожал плечами. – Постегать его малость? – Да не надо покуда. Знаю – ты уж так постегаешь, что он, сердечный, потом и писать не сможет, да и собственное имя забудет. Пусть уж так посидит – язм пока перекушу малость. А ты б ему тем временем показал инструмент. – Инструмент? – переспросив, палач неожиданно улыбнулся. – Это можно, покажем. Вылезли по скрипучей лесенке вои, крышка наверху захлопнулась. – Что ж, так и сидишь здесь безвылазно? – поинтересовался у ката Раничев. – Неудобно. – Зато платят изрядно, – обернувшись, откликнулся тот. Похвастал: – Одной дочке скопил приданое, теперя другой надоть. – Не совестно людей-то мучить? – Раничев пытался вывести палача из себя, вдруг да совершит какую ошибку? Скажем, подойдет ближе, наклонится, тогда можно будет попытаться… Эх, жаль руки-то на совесть связаны. Присев на скамью, кат пристально посмотрел на Ивана: – А животину на мясо бить не совестно? – спросил он. – А друга дружку воевать, города палить да жен-детишек в полон уводить, убивать-грабить – не совестно? Однако! Раничев чуть не присвистнул от удивления. Похоже, палач-то оказался философом. – Сами все себя воеводами обзывают, князьями да боярами, лыцарями – а что делают? То же, что и я, да еще и похуже. Только меня презирают, а собою – гордятся. А какая меж нами разница? Никакой. Вот и у Плутарха сказано… – К еще большему удивлению Ивана, кат поднял с лавки книжицу… полистал, признался смущенно: – Эх, забыл страницу. Теперь не найдешь, а хороши словесы… Ты сам-то из посадских будешь? – Из купцов. Где только не поездил. – Вот и братец у меня – такой же. Везде по земле носило. – Палач потянулся. – Ну что, рассказать тебе про инструмент пыточный? Гляди, эвон… – А может, про что иное поговорим? – осмелел Раничев. – Про моление Иоанна Заточника, скажем, или лучше о разрушении града Рязани. – Не надо про Рязань, – махнул рукой кат. – Страшно. А про моление – скучно. Лучше вот Плутарх или есть еще такой фрязинский пиит – Данте. – Красива, говорят, страна фрязинская, – поддакнул Иван. – Много там городов богатых и славных: Рим, Венеция, Генуя… – Ну слава римская давненько прошла, – перебил палач. – А Венеция и вправду – град чуден. Братец рассказывал – улиц там нет, одни каналы, и по воде той – лодки чудные плавают. А еще есть Флоренция град, красотой и ученостью славный, а в Генуе, господине ты мой, одни торгаши живут, ни пиитов там нет известных, ни хронографов преизрядных. Братец вот сказывал… – Братца твоего, часом, не Нифонтом кличут? Палач выронил из рук книгу. Взглянул злобно, ощерился, но в глазах – то ясно видел Раничев – таился тщательно спрятанный страх. А ведь и в самом деле Нифонт Истомин его братец! И кат по какой-то причине сей факт скрывает, правда не очень-то умело. Что ж, как говорится, – куй железо, не отходя от кассы! – Нифонт – мой хороший знакомый, – услыхав наверху шум, быстро произнес Иван. – С ним меня познакомил воевода Панфил Чога, из-за которого, чую, я сюда и попал. – Молчи! – Оглянувшись на лестницу, палач приложил палец к губам. – Если не хочешь совсем пропасть – молчи за-ради Бога! – Ага, помолчишь тут… – Иван саркастически кивнул на палаческий инструментарий. – После поговорим, – шепнул кат Арсений, и в этот момент в подвал заглянул Феоктист. – Ну что, Арсений, все показал? Арсений молча кивнул. Дьяк рассмеялся: – Ужо, посейчас пришлю воев… Вытянут. Потом еще двоих татей постегать надо будет, ну а уж после – все. К утру и закончим. Вернувшись обратно в башню, Иван растянулся на соломе, вполуха слушая, как шепчутся о чем-то Милентий Гвоздь и его парни. И чего им не спится? Ночь ведь глубокая. – Подсадник он, точно, – горячо доказывал кто-то. – Удавить – от греха подальше. А, батько Милентий? – Охолонись. Удавить всегда успеем. – Да не подсадник я, – довольно громко возразил Раничев. – Надоели уже шептаться. А коль думаете, что подсадник, так меньше базарьте. – Ишь ты, как заговорил, паря. Чего ж тогда на тебе вся шкура целая? – А на вас? – вопросом на вопрос отозвался Иван. – Мы – другое дело, – тихо возразил Милентий. – Нами позже займутся, и уж не упастись, точно. Как пить дать, торчать нашим головам на кольях, хорошо хоть Арсений палач изрядный, умелец. – А какая разница, плохой палач или, как ты говоришь, умелец? – заинтересовался Иван. – Ведь все одно – так и так помирать. Парни приглушенно загоготали. – Э, не скажи. – Милентий Гвоздь усмехнулся. – Хороший палач, он тебя на тот свет быстро спроворит, без лишних мучений, а ежели неумеха – ну-ко, попервости всю шею изрубит? Это как же боль такую терпеть? Раничев задумался: – Вообще-то – да… Все замолкли. Помолчав немного, Милентий вдруг вполголоса затянул песню: Как по реченьке-реке Ходил парень удалой, Ходил да похажива-а-ал… – На дев-красуль да поглядыва-а-л, – подпел Иван. Он знал эту песню еще со времен скоморошьих хождений с Ефимом Гудком. Где-то теперь Ефиме? А Милентий затянул опять: – Ай ты, девица-краса, краса дева-а-а! – Краса дева, да куда ж ты ушла-а-а! – не отставал от него Иван. Так и пропели всю песню на два голоса, хорошо так вышло, душевно. – Знаем мы, батько, что ты певун изрядный, – восхищенно прошептал один из парней. – Но и этот тож ничего. – Эй, как тебя, Иване, – позвал Милентий. – Поешь ты хорошо, только низы зря завышаешь. – Не учи петь, я сам скоморох, – пословицей ответил Иван. – Скоморох? – удивленно переспросил Милентий. – Ты ж говорил, что купец? – Ну и купец. Временами. Эх, не спится что-то… Может, еще чего-нибудь затянем? – А и затянем, – хохотнул Милентий. – Давай какую знаешь, а я подпою. Подумав, Раничев затянул «Пастушонка», известный в рязанской земле шлягер: – Ой да шел, пастушок, пастушонок. Ой да, по лугу, лугу… – По лугу клеверному… – По лугу клеверному да меж оврагами… – Меж оврагами, меж березами… |