Онлайн книга «Русич. Молния Баязида»
– В Ферапонтову обитель идем, к отцу Феофану. Отроки постриг принять хотят. – Ах вот оно что… Погодите, ужо доложу боярину. Стражник спустился с башни. Через некоторое время, заскрипев, гостеприимно распахнулись ворота. Выл ветер, кружил на дороге поземку. – Ну вот, кажется, и все, – прячась в лесу, посмотрел на вотчину Раничев. – Клюнули, Афанасий! Клюнули. – Ну, дай-то Бог, – расстрига размашисто перекрестился. – Пожалуй, поедем? – Поедем. Заржали привязанные к деревьям кони. Следующий день неожиданно выдался солнечным, светлым, почти что весенним. Впрочем, до весны-то совсем немного осталось. Оно конечно, будут еще и морозы, и злые метели, и грязь, и распутица, и снова зимняя стужа, однако все больше повеет теплом, стает снег и на черное от прилетевших грачей поле выйдут пахари-смерды, попробуют пальцами сырую матушку-землю – не пора ль сеять? Похоже, пора… Ну, до той поры еще дожить надобно. Иван выждал три дня – именно столько давалось Лукьяну, чтоб, если Аксен Собакин не при делах – явиться с парнями обратно. Не явился Лукьян, значит… значит, и впрямь, нечистое в собакинской вотчине дело, нечистое! Раничев посмотрел в оконце и, выйдя на крыльцо, подставил лицо солнышку. А ведь греет уже, еще недели две-три – и закапает с крыш, сделается ноздреватым и темным снег, а на лесных полянках появятся первые проталины. Со стороны леса раздавался стук топоров – мужики во главе с Никодимом Рыбой рубили на бревна лес – летом хотели выстроить в городе сруб на месте раничевской усадьбы. Как ни отговаривал их от этой затеи Иван, а не отговорил – с тех пор, как приструнил обитель да алчного соседушку Ксенофонта, сильно зауважали его оброчные. Избу защитнику-боярину сладить – в охотку! Вообще-то, и один мужик мог за сезон сруб сладить, а тут – артелью. Да и весело, с песнями, шутками, прибаутками. – Здрав будь, господине, – войдя на двор, снял шапку тиун Хевроний, пригладил ладонью черные кудри, поклонился. – Как в городе? – по поручению Ивана тиун ездил в Угрюмов. – Лукьян с парнями не объявлялся? Хевроний покачал головою: – Да нет, все тихо пока. Правда, думаю, поспешать нам нужно. – С чего это? – насторожился Раничев, знал – тиун всегда предлагал дельное. – Масленица, – просто отозвался Хевроний. – Народишко будет туда-сюда ездить, купчишки с товарами – вот тут и уйдут лиходеи. – А ведь верно! – хлопнул себя по лбу Иван. – Уйдут, если не поторопимся… Вот что, Хевроний. Я тут несколько строк набросаю, сегодня же поедешь в Переяславль, отдашь грамотку, кому скажу… Спрашивать будут – все подробно обскажешь, да главное – пусть поспешают. Иначе, и правда, уйдут тати в Масленицу. Тиун выехал сразу же, даже толком не отдохнув, лишь только сменил лошадь. Выехав на дорогу, поскакал, разбрасывая из-под копыт снег. Раничев проводил его долгим взглядом – что ж, похоже, наступала пора действовать. Эх, жаль людей маловато… Ничего, саней должно хватить, Ежели что – Афанасия невеста, Матрена, подмогнет – уж у нее-то деньгов хватит. * * * Вот и пришла сыропустная неделя, засверкало солнышко, увеличился день, закапала с крыш веселая весенняя капель – еще чуть-чуть, и не проедешь к югу – начнут таять снега, пойдет ледоход – жди, пока просохнут пути-дорожки. О том знал Иван, и – догадывался – знали и людокрады. Последний шанс у них был сейчас незаметно убраться. Праздник, Масленица – народу чужого-пришлого полно в граде, поди-ка тут, уследи за всеми. Вот и стражи воротные махнули руками, подозвали сбитенщика да блинника, взяли блинцов ноздреватых, обмакнули смачно в поднесенную плошку с медом, запили горячим сбитнем: – Приди весна с милостию, со великой радостию! Распугивая тучи грачей, благовестили колокола в церквях, народ на улицах был разодет по-праздничному – разноцветные однорядки, кафтаны ярких окрасов, сапожки черевчатые, узорчатые опашни, ну, а кому Бог ни того, ни другого, ни третьего не дал – тот хотя б шапку украсил цветастою ленточкой. Сверкает солнышко, небо голубеет, капель звенит весело – тепло, радостно. Прощай, зима-зимушка, веселись, гуляй народ – Масленица, праздник! Красны девки у торжища завели хороводы вокруг соломенного чучела-куклы: Масленица-кривошейка, Встречаем тебя хорошенько! С блинцами, с каравайцами, С вареничками! Тут и парни подошли, кушаками цветными перепоясаны, шапки набекрень. А кто и так, кудрями по ветру машет: Масленица-обмануха! До поста довела, Всю еду взяла, Дала редьки хвост На Великий пост! Мы его поели — Брюха заболели! Гулял, веселился народ, купчишки на торгу смеялись, шныряли в толпе сбитенщики, пирожники, квасники, народ посолиднее сидел в корчмах – к празднику наварили пива. Что ж, вскоре потянутся к родным местам торговцы. И те – наверняка, тоже. Раничев – в изумрудно-зеленом кафтане, в малиновом распахнутом опашне, без шапки, раскрасневшийся, довольный, выскочил в круг: – Весна-красна, отворяй ворота… Вы откель, молодежь? – С Короимки, от Башни, с Мельницкой улицы. – Эвон! А заручьевские ребята потешаются – построили снежный град, а брать его некому! Говорят, испужались мельницкие? – Что?! – враз озаботились парни, как же, перед девками-то выпендриться надо. – Где там городок-от у них? – Да недалеко, у лесочка… Вон сани – поедем! Раничев кивнул на розвальни, много – штук десять, как раз на всю толпу хватало. Девчонки заверещали радостно: – Едем, едем скорее, разрушим заручьевцам градки! – А и разрушим, как же! Многонько народу в сани набилось – поехали, с песнями, прибаутками: Масленица-блиноеда, Масленица-жироеда, Масленица-обируха, Масленица-обмануха! В каждых санях нашлись и блины и бражка, и пиво – богатенькая вдовица Матрена не только на сани расщедрилась – пей, народ, гуляй, веселись – одно слово – Праздник! Так вот, с посвистом, со смехом, с песнями, подъехали к лесу – вот и снежный градок: высоки стены, водицей студеною политы, попробуй-ка, возьми! Заручьевские-то ребята, как увидали сани, загалдели, засвистели, заулюлюкали. Брошенный снежный комок попал Раничеву в спину. Сидевший в первых санях Иван обернулся, погрозил кулаком беззлобно, привстал: – Православные, все тут не вылезайте, там, за поверткой, еще один градок выстроен, куда как выше! – Куда уж им выше?! – смеясь, похвалялись заручьевские. – Этот-то не взять. С обеих сторон уже полетели снежки, послышался смех – кто-то сверзился вниз со стены. Покатился по ледяному желобу – эх, хорошо! |