Онлайн книга «Кокон»
|
— Да уж, — нервно хохотнула девушка. — Все никак не могу поверить, что они нас не слышат. — Зато мы их, похоже, слишком уж хорошо. Ишь разорались-то! — Григорий Петрович кивнул на сидевших чуть впереди парней. Те, разбудив наконец черноволосого смазливца Митяя, принялись что-то с жаром обсуждать, время от времени косясь на остальных пассажиров. Тихомиров особо не прислушивался, но деваться-то все равно было некуда, пришлось потреблять навязываемую информацию, не затыкать же уши. — А Гриня-то, Гриня вчера, — распаляясь, почти кричал веснушчатый. — Две бутылки красного взял, того, дорогого… — Каберне что ль? — Сам ты каберне, говорю ж — дорогого. — Так и каберне не дешевое — по рубль сорок. — Ладно, короче, взял… Девчонок, говорит, угощу, шефок. — Каких-каких девчонок? — обернувшись, оживился темненький. — Наших что ли? — О, Митька проснулся! Здорово Митяй, давненько не виделись! — Так что за девчонки-то? — Я же говорю — шефки. В этот момент автобус сильно тряхнуло, так, что сидевшие на заднем сиденье беглецы подскочили, едва не ударившись о крышу. — Ишь, — покачал головой инженер. — Все же какие-то незначительные колебания материи на нас действуют. — Ничего себе — незначительные! — возмущенно воскликнул Максим. — Чуть башку не прошиб! Олесь, ты как, не ушиблась? — Да ничего. — Девушка утерла рукавом выступивший на лбу пот. — Ты бы, Макс, люк открыл… Жарко! — Сделаем, ма шери, со всем нашим удовольствием! — Тихомиров вскочил на ноги и быстро открыл люк в крыше. — Во! — удивленно произнес рыжий. — Люк сам собой открылся. — Так это, Вань, от ухабов! — Проехали уже ухабы-то… — Так вот, я насчет девчонок! Просьба ко всем — к Тамарке с Люськой не клеиться! — Ну, ты уж совсем оборзел, Митяй! Самых красивых выбрал. — Да хватит там девок-то, — утешительно хмыкнул рыжий. — Я вот че думаю — деньжат-то у нас маловато. У тебя, Серый, сколько? — Трешница есть, с практики еще осталась. — А у тебя, Митяй? Смазливец пожал плечами: — Рубль мелочью, думаю, наберется. — Ха, ты слыхал, Серый? Рубль! И все что ли? Ну ты даешь! — Так ведь и это не мало, — раздраженно хмыкнул Митяй. — На бутылку «Яблочного» хватит, по девяносто восемь копеек. — Так это оно в деревне, в сельпо, по девяносто восемь копеек, а в поселке — по рубль две! — Вот вы еще из-за двух копеек бучу поднимите! А насчет денег… заработаем! — Ага, это ж, интересно, где? В КМЛ зарплату не платят! — Так я это… могу кого-нибудь нарисовать. — Митяй неожиданно улыбнулся. — Забыли, я же у вас художник! — Ага, ты нарисовал уже… Тоже забыл? — Серый переглянулся с веснушчатым. — Что, участкового уже и не боишься? А помнишь, как ныл, когда на классном собрании разбирали? Хорошо, в комсомол еще не вступил, а то б выгнали с треском. — Нет, подожди, Серый… — Веснушчатый, как видно, имел по финансовому вопросу свое, особое мнение. — Митяй дело говорит. Эти-то деньги мы быстро растратим, а потом? Больше трех недель — на сухую? В клуб трезвыми придем — вот позорище-то! — Так опасно! — А мелочь трясти не опасно? Лучше уж мы Митьку прикроем… Знаешь, Митяй, тебе бы не наших девок, дачниц бы рисовать или шефок — наши-то быстро растреплют. — Ага, шефок. — Юный художник скривился, словно от зубной боли. — На них-то я и погорел — проговорились, собаки! И брал-то всего ничего — по полтиннику. Так ведь бумага сколько стоит? А краски? Да и кисточку хорошую — попробуй купи! А участковый говорит: рвач! Как будто я их заставлял… Сами хотели — нарисуй да нарисуй, вот я и… — И попался! А что, все правильно — нетрудовые доходы! — Ничего себе нетрудовые! Сами бы попробовали порисовать. — Так мы ж не художники… Ладно, Митяй, икру не мечи. Придумаем что-нибудь… На заднем сиденье, в углу, лежала забытая кем-то кепка — белая, матерчатая, с темно-голубым целлулоидным козырьком. Уставшая от жары и тряски Олеся, дурачась, натянула сей головной убор себе на голову и ткнула Максима локтем: — Ну как? — Остап Бендер отдыхает! Тебе бы еще… Оп! Тихомиров увидел вдруг распахнувшиеся от удивления глаза темненького парнишки — художника Митяя. О, сколько в них было неподдельного удивления… И смотрел-то парень явно на Олесю! Видел! — А ну-ка… Быстро сняв с девушки кепку, Тихомиров бросил ее на сиденье. Юный художник зажмурил глаза и помотал головой, словно утомленный тяжелой работой конь. — Э, Митяй! Ты че глазами-то плещешь? Боишься, снова участковый узнает? — Да это… показалось, на заднем сиденье — девчонка сидит… Красивая! И это… почти без одежды… — Ну Митяй! Вечно тебе везде девки мерещатся. Ты лучше скажи: вино-то сразу возьмем? На площади? — Ага, продадут нам на площади, как же! Опять хмырей каких-нибудь придется просить… Может, в Кленовку сбегаем, в сельмаг, а? — Ага, побежали… триста верст киселя хлебать. — Не, ну Серый, ну предложил! — Бешеной собаке триста верст — не крюк! — Да ла-адно… Вот счас приедем — посмотрим… Митяй, словно бы невзначай, снова посмотрел на заднее сиденье, на этот раз, похоже, никого не увидел. И славно… — Петрович, помнишь, я рассказывал, нас с Олесей пацан какой-то увидел… ну, в карнавальных одеждах? Значит, не совсем тут и зазеркалье получается, а? Инженер качнул головой: — Выходит, так… Да, в их одежде нас кое-кто способен заметить. Но опять же — далеко не все. — Интересно, — негромко протянула девушка. — Чем же этот парнишка от других отличается? Может быть, тем, что художник? — Угу… Клод Моне! Кстати, господа, подъезжаем, кажется! Покачиваясь на ухабах, автобус въехал в поселок и, прокатив еще пару минут, остановился на широкой площади. Где, собственно, все пассажиры и вышли. И беглецы, естественно, тоже. — Рейс номер сто сорок семь, — зайдя к автобусу спереди, Тихомиров не поленился прочитать табличку. — Трехозерье — Огоньково. Тут, на остановке, расписание должно быть. Глянем, когда обратный рейс… — В восемнадцать сорок пять. — Григорий Петрович как раз подошел к расписанию. — А в девять ноль пять и в семнадцать сорок — до города. — До города? — рассмеялась Олеся. — Может, съездим, приколемся? Да ладно, ладно, шучу я. |