Онлайн книга «Саркофаг»
|
При всем при том дорога вовсе не казалась заброшенной. В грязи отпечатались следы автомобильных колес – явно от легковых машин, явно свежие… Рыбаки-охотники? Может быть, Абрамов же говорил: рыбалка здесь классная. Впереди, за орешником и рябиной, из непроходимой лесной чащобы вдруг показалось озеро. Дорога, кстати, как раз вот здесь и заканчивалась, метров за пятьдесят до серой озерной глади, именно серой – на середине озера стоял густой плотный туман. Какие-то испарения? Или день сегодня такой выдался? Да нет, денек-то стоял солнечный. Прислонив велосипед к поваленной буреломом осине, Тихомиров попытался подойти к озеру ближе… и едва не провалился в трясину! Недаром начальник лагеря предупреждал, чтобы не устраивали в этих местах никаких походов и военных игр. Однако он же и завлекал рыбалкой, значит, имелись и здесь какие-то тропы, несмотря на туман и зловещую тишину, лишь иногда нарушаемую тоскливым карканьем воронов. Походив вокруг озера с полчаса и не обнаружив ничего необычного, молодой человек уселся в седло и, старательно объезжая лужи, погнал обратно – такое впечатление, что к свету, к солнышку, к синему высокому небу чудесного июньского дня. Выбравшись на широкую грунтовку, ту самую, что проходила мимо бараков, Максим, не заезжая в лагерь, покатил по ней – нужно было взять у Женьки на чердаке бутылку минералки и продукты, хотя бы несколько банок, те, что были, уже подходили к концу. В придорожных кустах весело пели жаворонки, порхали над головой разноцветные бабочки, серебристые лайнеры, гудя и поблескивая на солнце, расчерчивали голубое небо белыми инверсионными полосами. Хорошо! Когда Максим вернулся в лагерь, как раз закончился тихий час и в репродукторе звучала легкая музыка – оркестр Джеймса Ласта, столь опрометчиво отвергнутый незабвенной Даздрапермой Георгиевной. Оставив велосипед у крыльца, Тихомиров заглянул в радиорубку: – Что, на алкогольные подвиги больше не тянет? Крикнул и тут же осекся: музыкант оказался в комнатке не один – на стуле у распахнутого окна сидел сероглазый мальчик лет двенадцати в синих шортах и белой пионерской рубашке с галстуком, как видно – тот самый Женькин помощник по радиоделу. Впрочем, к стенке была аккуратно прислонена какая-то громоздкая штука… Мольберт! Точно – мольберт, а вон, рядом, краски. И чемодан средних размеров, коричневый, со сверкающими железными уголками. – Это вот Горелов Антон, – кивнув на мальчишку, пояснил Джон. – Приехал поздно… Мама привезла. – Я приболел немного, вот и задержался, – смущенно улыбнулся мальчик. – Начальник ближе к вечеру будет, вожатые с отрядами сейчас к смотру строя и песни готовятся – Даздраперма не велела отвлекать, а этого вот мне навязала, пусть, мол, до вечера чем-нибудь полезными займется. Вот, учу… Антон, понял, какую кнопку нажимать? – Понял, дядь Женя. Вот эту! Антон Горелов… Тот самый мальчишка – из «Костра». Художник! – Так ты у нас что, рисуешь? – Максим указал на мольберт. – Рисую. Я в художественной школе учусь. – Ну, тогда что тут сидишь? – ухмыльнулся Тихомиров. – Иди рисуй что хочешь! – А можно? – Юный художник радостно сверкнул глазами. – Я… я очень природу люблю… Но могу и лагерь… – Рисуй, рисуй… Идем, покажу тебе хорошее место, где никто мешать не будет. – Э, Макс! Максим Андреевич! – сменив на проигрывателе диск, обернулся Женька. – Да ты его что, забираешь? А если Даздраперма… – Так и скажи – я забрал. – Так его бы для начала того, на полдник. – Заведу! – Макс подмигнул парнишке. – Любишь, Антон, компот? – Люблю. Кто ж его не любит? – Ну, тогда забирай свой мольберт да краски. После полдника Тихомиров привел юного художника к той самой лесной дорожке, за старым стадионом. – Ну, смотри, какие тут березки! Ели какие! А вон и лагерь видно… и эти – синие дали! Максим обвел вокруг рукой с таким гордым видом, словно все это – и березовая рощица, и заливной, усыпанный ромашками и одуванчиками луг, и синеющая невдалеке речка, и даже это лазоревое, с белоснежными облаками небо – принадлежало лично ему, местному графу, барону, помещику. – Очень красиво! – восторженно кивнул Антон. – Здорово. И тихо как! Даже не думал, что такая тишина бывает. Раз-два! Три-четыре! Кто шагает дружно в ряд? Юных ленинцев отряд! Как водится, тишину тут же испортили пионеры во главе с пухлощекой воспитательницей Агнией Альбертовной и длинной нескладной девчонкой-вожатой… Тихомиров не помнил, как ее звали, знал, знакомился, но забыл… Сильные и смелые! Ловкие, умелые! – Да уж, – усмехнулся Максим. – Тишина. – Ничего! – улыбнулся художник. – Я и их тоже нарисую. Не переживайте, мешать не буду. – На ужин только не опаздывай. Впрочем, я сам за тобой зайду… Так что рисуй себе на здоровье! – Спасибо, Максим Андреевич! – Не за что… Да, еще одна просьба к тебе будет. У меня тут знакомые должны мимо проезжать, на озеро, есть тут такое. Как раз во-он по этой дорожке. Так что, если вдруг заметишь… Антон, ты в автомобилях-то разбираешься? «волгу» от «москвича» отличишь? «запорожец» с «жигулями» не спутаешь? – «Волгу» от «москвича» отличу. – Мальчишка обиженно моргнул. – И «запорожец» с «жигулями» не спутаю – не глупей паровоза. – Ладно, ладно, извини… просто думал: мало ли? – Тихомиров потрепал парнишку по плечу. – На черной «волге» приятели мои должны проехать… – Ого! «Двадцать первая» «волга» или новая, «двадцать четвертая»? – «Двадцать четвертая». Но могут и на «запорожце», такой светло-голубой, с «ушами», и на «москвиче» горчичном, «четыреста восьмой» с двойными фарами. – С двойными фарами автомашины здорово смотрятся! – Ну вот, вдруг проедут… так ты мне потом скажи, если увидишь. – Обязательно скажу, Максим Андреевич, не сомневайтесь, в художке преподаватели говорят, у меня глаз – алмаз! Пристроив юного художника к полезному делу, молодой человек, довольно насвистывая, зашагал обратно в лагерь, раздумывая на ходу, а не прогуляться ли ему к известному месту, не сорвать ли пару цветочков? Так, на всякий случай, пусть в баночке с водой постоят. С другой стороны, опасно, там вполне может быть засада… Хотя, опять же, вряд ли, еще неизвестно, сколько там пришлось бы ждать. Да, наверное, стоит прямо сейчас… – Максим Андреевич! Услыхав звонкий девичий голос, молодой человек обернулся… и вздрогнул: позади, у столовой, стояла Женечка. В шелковом, темно-голубом, в белый горошек, платье, в белых туфлях и с белой сумочкой. |