Онлайн книга «Царьград. Битва за империю»
|
А! Вот первый уже забрался на стену, взмахнул саблей… Удар! Звон! И зубовный скрежет. И окровавленное лицо. И протяжный предсмертный вопль… – С нами Бог и Святая София! Сжимая в руках меч, Алексей обернулся – еще развевалось над башнями имперское желто-красное знамя… еще развевалось… Бабах!!! Снова ударила бомбарда Урбана. Просвистело ядро. С грохотом обрушились стены. Грохот! Страшный, невообразимый грохот! Алексей раскрыл глаза – нет, это не ядра, не пушки. Это топот. Кто-то ломится в дверь? Уже распахнули, вломились – прямо в глаза яростно ломанулось солнце! – Хватай его! – сразу четверо навалились на ничего не понимающего гостя, заорали, заругались, заломили за спину руки. Остальные рванулись в дом – господи, да сколько же их здесь? Все оружные – при саблях, с кинжалами, некоторые даже в кольчугах. – Вяжи! Пятый из оставшихся в сенях лиходеев – видимо главный, противный такой мужичонка с редкой рыжеватой бородкой, одетый в темно-красный кафтан – тут же наступил ногой на лежащую рядом с сундуком саблю. Ухмыльнулся, крикнул в распахнутую дверь, в избу: – Ну что там? – Нет никого, Офоний! Сбегли! – Куда сбегли? Как? – Через подпол… Там подземный ход выкопан! – Так ловите, чего встали?! – Ловим, господине! – Ловят они… Мхх! – щурясь от бьющего в глаза солнца, Офоний оглядел пленника и прищелкнул пальцами. – Этого – в клеть… Хотя нет, тащите сразу в избу! – Так в клеть или в избу, господине? – один из схвативших протокуратора молодцов шмыгнул носом. – В клеть! В клеть! – дребезжащим голосом заорал главный. – Сказал же – в клеть! То есть тьфу – в избу! Пытать его, да немедля! Двое парней, больно ударив пленника по почкам, вытащили его на крыльцо и, подгоняя, погнали по огороду к плетню. А в селении творилось нечто! Нечто напоминающее разорение Рязани Батыем в описаниях советских учебников. По улицам, между пылающими избами, носились – и конно, и пеше – татары! Скуластые, узкоглазые, в рыжих лисьих шапках и малахаях. Из еще уцелевших изб выгоняли детей и женщин, связывали, видать, готовились угнать с собой в рабство. Тут и там валялись в пыли зарубленные мужчины и парни, тревожно ржали лошади, а в церкви, прямо поперек крыльца, с черной стрелой в груди лежал убитый дьячок. Несмотря на свое положение, Алексей с удивлением всматривался в происходящее. Господи! Да что ж тут такое делается-то? Очередной татарский набег? Похоже. Да, но, кроме татар, среди беспредельщиков полно и русских! Да вот хоть взять тех молодцов, что сейчас тащили Алексея. Впрочем, предателей хватало во все времена. Изба, куда привели пленника, стояла у самой околицы, где еще вчера так весело пела песни деревенская молодежь. В низенькой закопченной горнице, несмотря на теплый день, было душно – исходила жаром недавно протопленная печь, рядом с которой была устроена дыба – палаческое приспособление, на которой, вздернутый за вывернутые руки к поддерживавшей крышу балке, был подвешен вчерашний пастушонок – бледный, окровавленный, жестоко избитый кнутом. Палач – красивый кудрявый парень с перекатывавшимися под рубахою буграми мышц, обернувшись, хмуро взглянул на вошедших: – Ну? И пошто вы его сюда притащили? Не, где это видано-то? Еще с одним не закончили, а они уже другого тянут! – Так Офоний велел. – Офоний… – Палач усмехнулся. – Не ему, чай, работать-то. Ладно, помогите-ка этого снять, а то еще окочурится раньше времени. Двое парней бросились палачу на помощь. – Сказал что-нибудь? – спросил один. – Сказал, куда ж ему деться? По крыльцу тяжело застучали сапоги, и в избу вбежал юркий, небольшого росточка, парень в кольчуге и с саблей у пояса: – Ты, Емеля, погоди энтого пытать. Офоний сказал, чтоб его дождался. – Дождался-дождался, – недовольно передразнил палач. – Ну и где его черти носят? – Сказал – посейчас и придет. – Хм, посейчас… Ну сади тогда этого на лавку – не пытать, так пирогами угощать будем! – Емеля сам же и засмеялся над собственной шуткою, а потом даже вполголоса запел: Пироги, пироги, Пироги-калачики! – А я не отказался бы от пирогов, – усмехнулся посаженный на лавку пленник. – Особенно – с капустою или с грибами. – А я так рыбники больше люблю, – неожиданно улыбнулся палач. Хорошая у него оказалась улыбка, широкая, немного застенчивая даже. – С луком. Вот, кажется, не такое уж и сложное дело – пироги печь. Замесил себе тесто, поставил квашню, приготовил рыбицы – ан нет! Ко всему свой подход нужон! – Да, лучок-то сначала прожарить надобно. – Алексей тут же подхватил беседу. – Да лучше на коровьем маслице, да с морковочкой, да смотреть, чтобы не пригорел! Емеля уселся рядом на лавку: – Можно и не жарить – в печке, в горшке, потомить малость, а как зазолотится, доспеет – так и в пирог его, в пирог! – А рыбу лучше почистить. Сазан хорош на пирог, осетр иль белорыбица. – А я со щукой люблю, – скромно заметил палач. – Хоть и мягковата рыбина. – Да уж, что и говорить, мягковата. – Пленник улыбнулся. – А вот если ее с куриным яйцом потушить, да в оливковом масле – пальчики оближешь! – В оливковом? – переспросив, Емеля вздохнул. – Инда дороговато будет. О! Кажись, дьяк идет! Посейчас, паря, тебя пытати зачнем. Ну, вставай, подымайся… руки-от продень в веревочки… Ой, приятно с тобой поговорить было! – И мне приятно… Алексей уже давно прикинул, как ему отсюда выбраться, выжидал только удобный момент… вот, сейчас развяжут руки и… – Погодь с дыбой! – войдя в избу, грозно распорядился тот самый главарь в темно-красном кафтане, Офоний. Так вот кто он, оказывается – дьяк! Куратор или протокуратор, говоря привычными словами ромейской чиновничьей лестницы. Интересно, кому служит и чего хочет? – Ну, человече? – усевшись за стол, Офоний потер руки. – Может и так, без дыбы кой-что нам расскажешь? – А чего ж не рассказать? – громко хохотнул Алексей. – Ежели пирогами с белорыбицей угостите – расскажу, только успевайте лапшу с… тьфу… Только успевайте слушать! – Пирогами? – несколько растерялся дьяк. – А при чем тут пироги? – Он пироги вельми любит, – пояснил из своего угла палач. – С белорыбицей! – Где ж мы ему белорыбицу-то найдем? Ладно, – дьяк деловито вытащил из поясной сумы канцелярские принадлежности – гусиное перо, чернильницу и листок серой бумаги. – Значит, говоришь, хочешь нам кое-что поведать? |