Книга Кукловод, страница 44 – Сергей Шхиян

Согласие было тотчас получено, и я пошел проверить, как себя чувствует больная.

На лестнице меня догнал лейтенант Петруша и, смущенно кашлянув, попросил задержаться на два слова. Я задержался. Он, виляя по сторонам взглядом, извинился за свою настойчивость и огорошил сообщением, что больше жизни любит Машу и только любовь к ней возвратила его к жизни.

Не врачи-немцы и мои экстрасенсорные способности, а его великая любовь!

— Ну и что? — спросил я. — Я-то тут при чем?

— Вы должны меня понять и помочь! — горячо сказал он. — Вы же тоже были когда-то молодым! И тоже, наверное, кого-нибудь любили!

— Был, — согласился я, — и не так давно как вы думаете, еще нынче утром. Да и любил совсем недавно.

Однако он меня не слушал, как и большинству влюбленных ему было важнее, чтобы слушали его. Говорил Петруша горячо и страстно, одной рукой придерживая меня за рукав, видно чтобы не сбежал:

— Я, как только увидел Марью Николаевну, сразу понял, что мы с ней созданы друг для друга! Мы встретились не просто так, нас друг к другу вела судьба! Мы с ней…

— Погодите, — придержал я лошадей, — когда вы узнали, что Маша женщина?

Глаза у парня затуманились сладостным воспоминанием, мне показалось, что он даже облизнулся:

— Тогда, в трактире, когда вы нас лечили. Вы мне велели спать, но я не заснул и все видел.

Я точно помнил, что ничего неприличного мы с Машей не делали и удивленно, уточнил:

— Что вы такое видели?

— Как вы ее, — он замялся, подбирая нужное слово, — как вы ее осматривали…

— А…, — догадался я, что он мог тогда видеть. Мне пришлось раздеть княжну, чтобы послушать ее сердце. — Значит, именно тогда вы в нее влюбились?

— Полюбил, — поправил он, — на всю жизнь!

Если учесть, что в тот момент он был почти при смерти, можно было предположить, что Кологривов далеко пойдет.

— И за что же вы ее полюбили? — не смог я отказать себе в удовольствии, хоть так насолить «счастливому сопернику».

— За большую душу! — не задумываясь, на чистом глазу, сообщил он.

— За одну или за обе? — уточнил я, имея в виду не совсем тоже, что он.

— А разве у человека бывает две души? — не понял Петруша.

— У женщин бывает, особенно когда они топлес, — ответил я, высвобождая рукав, — две такие большие, округлые, нежные души. Простите, мне нужно посмотреть как там больная.

— Да, конечно, надеюсь, вы меня не осуждаете? — спросил он вслед.

— Ничуть, сам такой, — сказал я, уже через плечо, злорадно подумав, что с Машиной железной волей и княжеской спесью, парень, если у них сладится, окажется в крепких, надежных руках.

— Только не знаю, пойдет ли за вас княжна Урусова, — добавил я ложку дегтя в бочку розового меда, — она происходит от Едигея Мангита, а это очень древний род.

— А мы ведем свой род от самого Рокши! «Честна мужа из немцев!», — совсем другим голосом сообщил Кологривов. — Его потомок в десятом колене, Иван Тимофеевич Пушкин, прозванный «Кологрив» был моим…

— Ну, если вы потомок того Пушкина, тогда я думаю, у вас все будет в порядке, — пообещал я, уже входя в Машины апартаменты.

Девушка, что оставалась с Машей, сидела перед кроватью на стуле и клевала носом. Мой приход ее разбудил, и она тут же принялась стрелять шальными, довольно-таки, бесстыжими глазками.

— Спит? — спросил я, кивнув на больную и нарочно не обращая внимания на миловидную сиделку.

— Спит, — кокетливо, подтвердила она.

Я вытащил из-под одеяла Машину руку и проверил пульс.

— А ты что такое, барин, делаешь? — заинтересовалась шустрая сиделка.

— Слушаю, как стучит сердце, — объяснил я.

— Шутишь, — засмеялась она, — сердце разве в руке? Оно вот здесь, — объяснила девушка, положив руку на свою высокую грудь. — Не веришь? Можешь сам послушать, как стучит!

Похоже, нравы в доме Кологривовых царили не слишком пуританские.

— По руке тоже можно проверить, — вежливо отверг я предоставляемую заманчивую возможность «пальпировать» сельскую шалунью, — сама приложи палец к жилке на запястье и почувствуешь.

Девушка приложила, но ничего не почувствовала.

— Нет, у меня сердце только в груди бьется, — сообщила она, выгибая спину, чтобы эта часть ее тела не оказалась незамеченной.

— Нужно вот так слушать, — объяснил я, беря ее за руку и пристраивая палец на нужное место. — Теперь чувствуешь?

— Ну, надо же, в руке сердце бьется! — поразилась девушка невиданным открытием. — А еще где-нибудь бьется? — игриво поинтересовалась она.

Я многообещающую исследовательскую деятельность не поддержал и погрешил против истины:

— Больше нигде, — и попросил, — ты мне, пожалуйста, не мешай, я сейчас буду лечить боярышню.

— А можно я посмотрю? — умоляющим тоном попросила она.

— Хорошо, смотри, только не разговаривай, — не смог отказать я симпатичной представительнице прекрасного пола.

Похоже, известие о смерти родителей оказалось последней каплей переполнившей резерв сопротивляемости организма, и Маша всерьез заболела. Определить, что с ней я сразу не смог и вынужден был водить ладонями над всем телом, пытаясь по своим ощущениям понять, что с ней случилось. Ничего так и не определил и решил провести, что называется, общеукрепляющий сеанс терапии. Со стороны такое лечение, наверное, выглядело не очень убедительно. Я не касаясь кожи, просто медленно водил над телом руками. Когда устал, прикрыл княжну одеялом и сел в кресло отдохнуть.

— Барин, — прошептала над ухом сиделка, — а что ты такое делал?

— Лечил, — ответил я, откидываясь на спинку кресла. — Теперь барышня поспит и выздоровеет.

— А меня можешь полечить? — лукаво, спросил она.

— Тебя то зачем? Ты и так здоровая, кровь с молоком. Вон, какие щеки румяные!

— Не скажи, — грустно сказала она, — иной раз так в груди щемит! Страсть!

— Это у тебя не от болезни, а по другой причине щемит, — невольно включился я в разговор. — В тебе так кровь играет.

— А, правду, бабы говорят, что ты из парня можешь девку сделать? — задала она новый вопрос.

— Какие еще бабы? — спросил я.

О том, что Маша не мужчина, стало известно узкому кругу лиц меньше часа назад, все это время девушка не выходила из комнаты и ни с кем не общалась. Вопрос: как неведомые «бабы» обо всем этом узнали и сообщили моей новой знакомой.

— Наши, бабы, из людской, — чуть громче, чем нужно, ответила она, и Маша беспокойно зашевелилась во сне. — Уже все про то давно знают.

— Тише, — попросил я, — тебя, как звать?