Онлайн книга «Дрожь»
|
Мы оказались в небольшом помещении на втором этаже, раза в два с лишним меньше торгового зала внизу, обнесенном перилами, чтобы никто не свалился на первый этаж. — Я проработал здесь одно лето. Садись и жди. Сэм подвел меня к продавленному бордовому диванчику, который занимал большую часть пространства. Я стащила шапку, села, завороженная его властным тоном, и, пока он искал что-то на полках, беззастенчиво разглядывала его задницу. Не подозревая о моем пристальном к себе внимании, он присел и провел пальцами по корешкам книг, как будто они были его старыми друзьями. Я любовалась его плечами, склоненной набок головой, его напряженной рукой, которой он для устойчивости оперся на пол, широко расставив пальцы. Наконец он нашел то, что искал, и вернулся к диванчику. — Закрой глаза, — велел он и, не дожидаясь, когда я подчинюсь, прикрыл мне глаза ладонью. Я почувствовала, как прогнулись под тяжестью его тела диванные подушки, когда он присел рядом, услышала немыслимо громкий звук открываемой обложки, шорох переворачиваемых страниц. Потом его дыхание защекотало мне ухо, и он еле слышно начал читать: Я в мире совсем одинок, но все ж не совсем, не весьма, чтобы каждый мне час был как Бог. Я в мире и мал, и ничтожен, но все ж не совсем, не весьма, чтобы лечь Твоим промыслом, Боже, во мглу ума. Вольно мне быть вольным, я Воле позволю деяньем стать без помех... Он умолк, и довольно долгое время тишину нарушало лишь его чуть сбивчивое дыхание, потом он продолжил: когда же и время замрет, беременное ожиданьем, быть хочу среди тех, кто тайн Твоих господин, или — один. Хочу быть подобьем Твоим, во весь рост Тебя несть, о, дай не ослепнуть — от вечности глаз не отвесть, образ Твой удержать, не сгибаясь, не падая. Весна среди сада я. И мне не склониться вовеки. Ибо там я не с Богом, где я согбен. [4] Я повернулась на его голос, не открывая глаз, и он коснулся моих губ своими, потом на миг отстранился, положил книгу на пол и обнял меня. Губы у него были холодные и терпкие, обжигающие, как зимняя мята, но его руки, бережно прижимающие меня к себе, сулили впереди долгую череду дней, лето и вечность. У меня закружилась голова, как будто не хватало воздуха, словно кто-то крал его каждый раз, едва я делала вдох. Сэм слегка откинулся на спинку дивана, притянул меня к себе и принялся целовать, так осторожно и бережно, как будто вместо губ у меня были лепестки роз и он боялся смять их. Не знаю, как долго мы молча целовались на диванчике, пока Сэм не заметил, что я плачу. Я почувствовала, как он застыл в нерешительности, ощутив во рту привкус соли, и только тогда понял, что этот вкус означает. — Грейс, ты что... плачешь? Я ничего не ответила, потому что это лишь сделало бы более реальной причину моих слез. Сэм большим пальцем утер их, потом натянул на запястье рукав и промокнул мокрые дорожки на моих щеках. — Грейс, что случилось? Я что-то не так сделал? Его желтые глаза с тревогой оглядели мое лицо, пытаясь определить причину, и я покачала головой. Внизу застрекотала касса. Казалось, это происходит где-то неимоверно далеко. — Нет, — выдавила я наконец и утерла глаза, пока опять не полились слезы. — Нет, ты все сделал так. Просто... Я не могла этого произнести. Не могла. Сэм договорил за меня: — Этот год для меня последний. Я больно прикусила губу и смахнула еще одну слезинку. — Я не готова. И никогда не буду готова. Он ничего не ответил. Наверное, отвечать было нечего. Он просто снова обнял меня, только на этот раз притянул к себе так, что моя щека оказалась у его груди, и погладил по затылку, неуклюже, но ласково. Я закрыла глаза и прислушивалась к стуку его сердца, пока мое собственное не забилось ему в такт. В конце концов он прижался щекой к моей макушке и прошептал: — У нас с тобой слишком мало времени, чтобы горевать. _____ Когда мы вышли из магазина, солнце светило во всю мощь, и я потрясенно осознала, сколько времени успело пройти. Под ложечкой у меня немедленно засосало от голода. — Я хочу есть, — заявила я. — И без промедления. А не то усохну, и тебя замучает совесть. — Не сомневаюсь. — Сэм забрал у меня пакет с купленными книгами и двинулся к «бронко», чтобы забросить их в багажник, но вдруг остановился как вкопанный, глядя на что-то позади меня. — Черт. Только этого нам не хватало. Он повернулся ко мне спиной, открыл дверцу и положил книги на переднее сиденье, пытаясь казаться незаметным. Я обернулась и увидела Оливию. Вид у нее был взъерошенный и усталый. И тут к ней подошел Джон, с широкой улыбкой глядя на меня. Я не видела его с тех пор, как в моей жизни появился Сэм, и теперь задалась вопросом, как когда-то могла считать его симпатичным. По сравнению с черноволосым и золотоглазым Сэмом он казался тусклым и ничем не примечательным. — Привет, красотка, — бросил Джон. Сэм стремительно обернулся. Он не сделал ни шагу в мою сторону, но это было и не нужно: его желтые глаза приморозили Джона к месту. Или причиной была его напряженная поза. У меня промелькнула мысль, что Сэм может быть опасен, что, возможно, он сдерживает свою волчью натуру куда чаще, чем дает ей волю. У Джона на лице застыло странное, непроницаемое выражение, и я подумала, что, наверное, эти его постоянные заигрывания со мной были не таким уж притворством. — Привет, — поздоровалась Оливия и покосилась на Сэма, который не сводил глаз с камеры, висевшей у нее на плече. Он тут же уткнулся взглядом в асфальт и потер веки, как будто что-то попало ему в глаз. Беспокойство Сэма оказалось заразительным, и улыбка у меня вышла неискренняя. — Привет. Не ожидала вас тут встретить. — Да мама попросила нас кое-что сделать. — Джон покосился на Сэма и улыбнулся, как-то уж слишком вежливо. Щеки у меня запылали; этот безмолвный тестостероновый поединок льстил мне, хотя я ни к чему подобному и не привыкла. — А Оливия решила заскочить по дороге в книжный, — продолжил Джон. — Ну и холодрыга на улице! Вы как хотите, а я иду греться в магазин. |